Мозг

— Удивительное дело — как правило, пациенты-немцы не умеют внятно рассказать о себе, — приветливо улыбаясь, заметил профессор. — Вот побывать бы вам на врачебном обходе в какой-нибудь французской клинике. Как точно выражаются там пациенты, даже из самых простых! Ну а с заболеванием вашим дела совсем не так плохи. Неврастения, больше ничего. Думаю, небезынтересный для вас факт: нам, медикам, удалось, причём в самое последнее время, докопаться до сути этих фокусов с нервами. Да-с, по счастью, у нас сегодня есть новый метод исследования, и благодаря ему мы абсолютно убеждены, что лучше всего вообще не применять никаких средств, никаких лекарств. А что нужно? Целенаправленно следить за развитием заболевания! Изо дня в день! Вы ещё подивитесь, когда увидите, каких результатов мы достигнем! Да вы ведь понимаете! Главное — избегайте каких бы то ни было волнений, волноваться вам опасно. И каждые два дня — ко мне на приём. Итак, повторяю: никаких волнений! — Профессор тряхнул руку пациента, всем своим видом врач словно хотел показать — он безумно устал после пережитого мощного напряжения душевных сил.

Санаторий, массивное каменное здание, стоял на углу ровной прямой улицы, прорезавшей тихий и малолюдный район города. Вдоль другой её стороны тянулся дворец графини Захрадка, его окна, вечно занавешенные, усиливали общее впечатление больничного покоя на этой безжизненной улице.

Прохожих тут почти не бывало, потому что ворота санатория, куда пускали многочисленных посетителей, были с другой стороны здания, там, где пестрели цветочные клумбы и росли два старых каштана.

Мартин Шлейден любил одиночество, и сад, с его подстриженными газонами, креслами на колёсах, капризными больными, унылым фонтаном и нелепыми стеклянными шарами, внушал ему отвращение.

Его влекли тихая улица и старинный дворец с тёмными, забранными решёткой окнами. Что там, во дворце, внутри?

Старые выцветшие гобелены, ветхая мебель, зачехлённые люстры. Старуха с кустистыми седыми бровями, с суровым сухим лицом, позабытая и жизнью и смертью…

Изо дня в день Мартин Шлейден прогуливался вдоль фасада дворца.

На такой пустынной улице всегда невольно держишься поближе к домам.

У Мартина была особая, размеренная походка, как у всех, кто долгое время жил в жарких странах. Мартин здесь не выделялся: улица и человек дополняли друг друга, две формы бытия, чуждые миру.

Вот уже три дня, как установилась жаркая погода, и каждый раз на одинокой прогулке ему встречался старик, который тащил куда-то гипсовый бюст.

Гипсовый бюст какой-то незнатной персоны, с лицом совершенно заурядным и незапоминающимся.

В этот раз они столкнулись — из-за неловкости старика.

Бюст накренился и стал медленно падать наземь.

Всё падает медленно, просто люди об этом не догадываются, у них нет времени для подобных наблюдений.

Гипсовая голова раскололась, под белыми черепками показался окровавленный человеческий мозг.

Мартин замер, уставясь на него, и побледнел. Потом всплеснул руками и закрыл лицо…

И со стоном пал наземь.

Случайно из окна всё это наблюдал профессор с двумя ассистентами.

Теперь больной лежал в приёмной. Он был полностью парализован и без сознания.

Смерть наступила через полчаса.

В санаторий телеграммой вызвали священника, и вот он, в слезах, стоит перед учёным мужем.

Отчего же всё произошло так быстро, господин профессор?

Этого следовало ожидать, любезный э-э… святой отец, — отвечал учёный. — Мы руководствовались исключительно знаниями, которые накопили за годы применения нашего метода лечения. Но если пациент не выполняет врачебных предписаний, медицина бессильна.

Кто был тот человек с гипсовым бюстом? — перебил его священник.

Не отвлекайте меня вопросами о малосущественных обстоятельствах. Для подобных наблюдений у меня нет времени. Позвольте закончить. Здесь, в этом самом кабинете, я тысячи раз повторял вашему брату, что ему строжайше запрещены любые волнения. Строжайше запрещены врачом! Но брат ваш не послушался. Я и сам глубоко потрясён, друг мой. Но вы должны со мной согласиться — неукоснительное соблюдение врачебных предписаний было и остаётся основой всякого лечения. Я был очевидцем этого несчастья. Бедняга пришёл в величайшее волнение, он взмахнул руками, закрыл лицо, пошатнулся и упал наземь. Оказывать помощь было поздно. И я хоть сейчас могу сказать вам, что покажет вскрытие: крайняя анемия головного мозга вследствие диффузного склероза серого вещества коры. Ну а теперь успокойтесь, дорогой мой, послушайте-ка, что я скажу, и хорошенько усвойте: что посеешь, то и пожнёшь. Жестокие слова, однако вам ли не знать: истине нужны крепкие апостолы.