Мозг армии. Том 1

Показывая, что война 1870-71 г.г. не захватила внутреннюю жизнь страны, Энгельс говорит, «что превращение граждан в солдат шло в таком размере, которого не знали никакие государства, кроме Германии, но если те же самые писатели посмотрят на Германию в настоящее время (во время войны; Б. Ш.) после того, как свыше миллиона человек было оторвано от гражданской жизни, они увидят; что фабрики работают, урожай убран, лавки и конторы открыты. Производство хоть и прекращено, но прекращено из-за отсутствия заказов, а не благодаря отсутствию рабочих рук, на улицах же видно очень много здоровых парней, столь же годных для ношения оружия, как и те солдаты, которые ушли воевать во Францию». Затем, на основании статистических данных, Энгельс доказывает, что прусское правительство не исчерпывало всего ежегодного контингента, годного в армию, и что хотя последняя, по словам генерального штаба, «ничто иное, как школа, в которой вся нация подготовляется к войне», «а все же только небольшой процент населения проходит через эту школу», заканчивает Энгельс.

Причину этого он видит в том, что «требования династии, с одной стороны, положение финансов – с другой, повлияли на ограничение числа рекрутов. Армия оставалась послушным оружием для целей абсолютизма у себя на родине, для войн правительства за границей; но нельзя сказать, чтобы вся сила нации была. использована для ее защиты».

«Вооруженная нация, таким образом, является просто блефом, – говорит в другом месте Энгельс и объясняет: „до тех пор, пока держится наследственная политика, необходимо иметь армию, являющуюся послушным орудием прусской династии и правительства… и фраза вооруженная нация“ скрывает под собой создание большой армии для проведения политики за границей и для поддержания реакции внутри страны. „Вооруженная нация“ не была бы хорошим орудием для работы Бисмарка».

Являясь сторонником действительного применения принципа всеобщей воинской повинности, Энгельс пишет, что «как прусский ландвер был шагом вперед по сравнению с французской кадровой системой, так как он уменьшал срок службы и увеличивал число людей, способных защищать свою родину, – так и новая система всеобщей воинской повинности будет прогрессом по отношению к прусской системе». Задаваясь вопросом, может ли Пруссия применить всецело идею вооруженного народа, Энгельс отвечает: «конечно, да, но тогда она перестанет быть теперешней Пруссией. Она выиграет в силе обороны и потеряет в силе нападения; у нее будет больше солдат) но они не будут так годны для нападения в начале войны; она должна будет отказаться от мысли о завоевании, что же касается ее теперешней внутренней политики, то она была бы подвергнута серьезной опасности».

Как известно, ради последней ни Бисмарк, ни Мольтке не могли пойти на вооружение всех элементов немецкой нации, начальник генерального штаба некоторые из них совершенно исключал из числа военнообязанных граждан.

Лучшего разбора суждений Мольтке, чем приведенный, вполне исчерпывающий анализ, сделанный Энгельсом, едва ли можно найти. Он с полной очевидностью вскрывает завоевательные стремления начальника генерального штаба во внешней политике и стремление иметь армию – воспитательницу в интересах лишь господствующих классов с удалением «худших» элементов, т.е. политически неблагонадежных слоев населения.

Начавшееся уже со времени Мольтке рабочее движение в Германии озабочивало его, но «военное сословие» обязано было воспитать для будущей войны прошедших через ряды армии граждан в духе повиновения династии и правительству.

Бисмарк крепко держал в своих руках дела внутренней политики, и поэтому начальник генерального штаба избегал особенно вторгаться в нее, да и сам «железный канцлер» не позволял туда протягивать рук.

Однако, как мы видели в предшествовавших главах, еще при жизни Мольтке (старшего) его помощники – «полубоги» из генерального штаба, при высоком покровительстве сначала принца, а потом императора Вильгельма II, перешли в наступление против внутренней и внешней политики канцлера. Мы не будем далее вдаваться в перипетии этой борьбы. Отметим лишь, что, свалив Бисмарка, по его следам последовали и они, ибо «политика – не поле сражения». Если на последнем они были мастера своего дела, то в политике оказались битыми развитием тех производительных сил, кои накоплялись и развивались в Германии, пугая так Мольтке (старшего).

«Полубоги» на официальных канцлерских местах и в качестве негласных руководителей внутренней жизни страны но хотели менять внутренней политики и, становясь во внешней на путь завоеваний, по анализу Энгельса, должны были требовать развития постоянной армии. Этот путь и был ими избран. Знакомый уже нам военный министр Верди был ходатаем по увеличению военных кредитов.