Мозг Донована

— Нет. В Доноване не было того, что подразумевается под словом «доброта». Первым делом он вышвырнул меня на улицу без пенсии и выходного пособия. Затем поручил руководство фирмой своему сыну. Кстати, он передал семье все, за исключением домов и апартаментов, где ему когда-либо доводилось жить. У него было несчетное количество особняков — всюду, по всей стране. А в каждом крупном городе — офис и личные покои. Во всех этих домах в его спальню каждое утро приносили завтрак, даже если хозяина там не было. Слугам полагалось постучать, войти, поставить поднос на стол, а через некоторое время унести его обратно. То же самое повторялось в обед и ужин. Донован любил наносить неожиданные визиты и требовал, чтобы к его приезду всегда был накрыт стол. Этот обычай он вычитал в одной книге об Испании в правление Филиппа Второго, она произвела на него большое впечатление. «Я вездесущ, — говаривал он, — и если плачу, то рассчитываю на ответные услуги». Так вот, когда ему сказали, что он умрет, все эти дома тотчас оказались закрыты. У него был один план, который он собирался осуществить в оставшееся время.

— Какой план? — насторожился я.

У меня вдруг появилось такое чувство, будто загадка Донована была уже почти решена.

— Он сказал, что должен подвести полный баланс в своих бумагах. — Стернли повернулся ко мне и развел руками. — Не знаю, что он хотел этим сказать.

Он вдруг засуетился — встал, прошелся по комнате, еще раз протер очки. Затем взглянул на часы.

— Ну, мне пора, — сказал он. — Кажется, я совсем заговорился.

У него был такой вид, будто он только сейчас сообразил, что еще никому не рассказывал о себе так много.

— Пожалуйста, не сердитесь на мою старческую болтливость.

Он торопился уйти, но я попросил его задержаться. Мои рецепторы вдруг стали принимать новые приказания мозга — более настойчивые, чем когда-либо. Словно он все время слушал, а теперь решил вмешаться в наш разговор.

— Раз уж у вас нет никаких срочных дел, — сказал я, — не согласитесь ли вы немного поработать не меня? Я буду платить столько же, сколько вы получали у Донована.

— Работать на вас? — с радостным удивлением переспросил Стернли. — Но чем я могу вам помочь?

— Я хочу, чтобы вы открыли счет в коммерческом банке, расположенном на бульваре Голливуд. Во внутреннем кармане моего пиджака лежат деньги. Пожалуйста, внесите их на срочный депозит, — сказал я.

Стернли близоруко прищурился и подошел к платяному шкафу. Пока он рылся в нем, я вынул из-под подушки чековую книжку и написал: «Выдать мистеру Антону Стернли 100 000 $. Роджер Хиндс».

К моей постели подошел Стернли. У него в руках была толстая пачка банкнотов.

— Сколько мне взять? — спросил он.

— Все, что нашли. И еще вот это.

Я протянул ему чек.

Сигналы мозга вдруг прекратились. Почувствовав приближение боли, я схватился за шприц, лежавший на столике в изголовье.

Стернли поднес к глазам листок розоватой бумаги и застыл с открытым ртом. Он узнал почерк Донована.

2 декабря

Сегодня я впервые встал на ноги. В течение ближайших нескольких недель мне придется ходить в гипсе. В нем я чувствую себя какой-то огромной неуклюжей черепахой.

Оставаться в постели больше нельзя. Так велит Донован. Мое тело немеет не столько от боли, сколько от его постоянных и настойчивых сигналов.

Меня одела Дженис: сам я не мог нагнуться. Чтобы скрыть мои гипсовые доспехи, она принесла циклопических размеров сорочку и такой же вместительный пиджак.

У мозга с каждым дням прибавляются силы. Его приказы проникают в мое сознание так, будто я слышу их — отчетливо, с первого до последнего слова.

Не знаю, как сообщить ему, что я скован в движениях и не могу долго ходить. Я попросил Шратта передать эту информацию с помощью азбуки Морзе, но Шратт не настолько владеет телеграфным кодом, чтобы на него можно было надеяться.

Я хочу вернуться в пустыню. Хочу собственными глазами видеть, как развивается мозг. Увы, он приказывает оставаться здесь, а я не могу его ослушаться.

Он велел мне связаться с этим убийцей, Кириллом Хиндсом, суд над которым должен состояться через одну-две недели.

3 декабря

Стернли открыл счет на свое имя, а все полномочия передал мне. Теперь я сам могу подписывать чеки — не дожидаясь подписи Донована. Я спросил Стернли, как ему нравится зарабатывать пятьдесят долларов в неделю, а распоряжаться тысячами.

Моя беззлобная шутка произвела необыкновенный эффект. Он потрясенно уставился на меня, а затем задрожал всем телом и начал заикаться. Мне снова пришлось успокаивать его. Он и так косится на меня — слишком уж умело я «подделываю» подписи Донована.

Когда вошла Дженис, Стернли сразу преобразился — словно забыл о моем присутствии. Он ее обожает. Понятия не имею, как Дженис удается так легко завоевывать поклонников.

Она бескорыстна. Что бы ни делала, никогда не думает о себе. Вероятно, в этом секрет ее успеха.

4 декабря