Мозг Эндрю

Некого было нанимать, но я и помыслить не мог доверить малышку постороннему лицу. У меня была Брайони. На работе я взял отпуск за свой счет. А потом безумие отступило, и я все же обратился за помощью. Просто дошел до ручки, одному мне было не справиться. Вот я и поехал к Марте.

Со стороны Эндрю такое решение было спонтанным: оно настигло его, как зажженный бикфордов шнур постоянных размышлений о целесообразности встречи с дочкой. Сидя у себя в кабинете, Эндрю читал очередную научную статью о порождении мышления человеческим мозгом. В этой работе выдвигалась гипотеза о том, что в будущем появится возможность создания некоего искусственного симулятора мозга, который будет воспроизводить сознание. И это предположение, выдвигаемое не в дешевом журнальчике научной фантастики, какими он зачитывался подростком, а на страницах серьезного научного издания, в статье выдающегося невролога, так потрясло Эндрю, что он подпрыгнул на своем стуле как ужаленный и вдруг осознал, что по радио транслируют субботний вечерний спектакль из «Метрополитен опера». Прислушавшись, он понял, что это сцена смерти Бориса из оперы «Борис Годунов». Царь взывал к публике своим плачем, своей молитвой и наконец умер, тихо повторяя: «Прости-и-и-ите… прости-и-и-ите…» И — глухой удар: это царь Борис упал на сцену «Метрополитен опера». А затем — дивная, печальная музыка, которая словно подтверждала «Да, царю конец».

Позднее Эндрю не смог вспомнить, слышал ли он, как бьют колокола Москвы, возвещая о смерти тирана, потому что выскочил из дома, на ходу застегивая куртку, поймал такси до вокзала «Юнион» и вбежал в вагон.

Добравшись до Нью-Йорка, он прошел через центр города до Центрального вокзала и в привокзальном магазине купил для своей дочери игрушку. Это была заводная собачка, которая вращала глазами и ходила, дрыгая лапками. Он решил, что зверюшка — самый верный подарок для девочки. Той уже было года три, а зверюшки, как известно, нравятся всем детям от года до десяти.

Понимаете, док, все эти воспоминания нахлынули на меня разом: дом Марты, ее солидный муж (нет-нет, я не подумал, что он мог петь того самого царя Бориса, умершего накануне… у меня вообще было подозрение, что он не столь уж громкое имя в мире оперы…). Но их дом! Эта сцена! Марта уходит вверх по лестнице с моим ребенком на руках. Как ни в чем не бывало. Я будто бы все еще стоял у них под дверью, протирая залепленные снегом очки. Мерно покачиваясь в вагоне на подъезде к Нью-Рошель, я уже не боялся за то, как пройдет мой визит, уже не барахтался в нерешительности, воображая различные жуткие сценарии. Скоро я увижу дочку! Меня переполняла любовь к Марте и ее мужу: я был безмерно благодарен этим людям, взявшим нашу с Брайони девочку под свое крыло. Мне даже стало приятно от стука и покачивания поезда.

Сейчас ты мне скажешь, что это было не к добру.

Естественно.

Добравшись до места, он сразу понял: здесь что-то не так. Все соседские дорожки были расчищены, и лишь вокруг дома Марты лежал нетронутый снег. Эндрю рассчитался с таксистом, вышел из машины — и утонул по колено в снегу. Одной из характерных черт Марты была ее безупречная аккуратность. Когда в хозяйстве что-нибудь выходило из строя, пусть даже самая ерунда, тут же затевался ремонт. В доме вечно сновали то садовники и плотники, то сантехники и электрики, то штукатуры и кровельщики, то мойщики, то стекольщики, то кафельщики, то рабочие каких-то совсем уж замысловатых специальностей… К мелким деталям, вроде латунных накладок для замочных скважин, она относилась со всей серьезностью. Стоял унылый ноябрь, было около восьми вечера. Во всех соседских домах горел свет, а дом Марты был освещен так слабо, точно внутри совершались некие мистические ритуалы. Не знаю, с чего такое пришло Эндрю в голову. Увязая в снегу, он подошел к крыльцу и увидел, что дверь слегка приоткрыта. [Задумывается.]

Так-так, продолжай.

Он назвал меня Самозванцем.

Кто?

Солидный муж Марты. Именно так он меня приветствовал. Ага, говорит, Самозванец пожаловал! Такую кличку он дал мне в баре, в тот день, когда я привез им ребенка. Прикидывается добряком (так он обо мне думал), изображает сострадание, а на деле — наглый лжец, хитрый лицемер, обманщик, плут! Самозванец. И, как я вам уже говорил, это было недалеко от истины. Но теперь, когда он назвал меня Самозванцем Первым, я понял, чей портрет висит в гостиной над камином. Это был он самый — муж Марты, в своей величайшей роли: он просто исполнял эту партию, партию царя Бориса. Вы, конечно же, знакомы с историей Бориса Годунова.

Стыдно признаться, но…

Борис — он как русский Ричард III. Убивает законного наследника престола, царевича Димитрия. Перерезает мальчику горло и объявляет себя царем. За содеянное его терзает совесть. Посттравматическое стрессовое расстройство.

Так…