«Мозг» флота России от Цусимы до Первой мировой войны

Вместе с тем необходимо признать, что выбор иного курса: строить меньше линкоров, и не на Балтике, а на Черном море, был теоретически вполне допустим. Можно представить себе ситуацию, когда в 1909 г. было бы принято решение заложить всего два линкора на Балтике вместо четырех и одновременно еще два дредноута в Николаеве. Полный отказ от строительства линейного флота на Балтике, конечно, в то время был невозможен. Затем можно было отказаться от закладки четырех «черноморских» линкоров и четырех линейных крейсеров типа «Измаил». Такое решение позволило бы сэкономить до 200 млн руб., что составляло 6,5 % годового бюджета России в 1913 г., тогда как расходы Военного и Морского министерств в 1910–1913 гг. в среднем достигали 423 млн руб. и 163,5 млн руб. в год соответственно. Высвободившиеся за счет сокращения судостроительной программы средства можно было бы направить на усиление вооружения армии. Например, удалось бы сократить количество орудий в артиллерийских батареях с восьми до шести, при увеличении количества батарей; это позволило бы усилить армию гаубицами, увеличить мобилизационный запас снарядов и т. д. Однако такие меры могли повлиять на ход боевых действий только в первые недели войны. Существенное усиление мощи армии могло быть следствием лишь глубокой индустриализации страны. Так что какое тактическое решение не приняло бы правительство; потратило бы оно несколько больше денег на флот или отдало их армии — это не изменило бы общего печального для России итога ее участия в грандиозном мировом конфликте. Недостаточно развитая промышленность, отсталое сельское хозяйство и глубочайшие социальные противоречия не могли стать базой для успешного ведения мировой войны.

Наиболее дискуссионным вопросом в реорганизации центрального и местного морского управления был выбор принципиальной схемы организации центральных органов. Эта проблема была тесно переплетена с личными и групповыми интересами морских офицеров, занимавших высокие посты, Так, например, реализация концепции, предложенной А.Ф. Гейденом, означала для него возможность занять пост фактического руководителя флота и морского ведомства, в качестве начальника МШ ЕИВ. Другим примером может служить столкновение начальника МГШ Л.А. Брусилова и морского министра И.М. Дикова. Принципиальных расхождений между их проектами практически не было, и тот и другой отстаивали идею разделения ведомства на несколько независимых друг от друга частей, связанных лишь общим подчинением императору или генерал-адмиралу. Единственным существенным различием этих проектов было лишь то, что, по И.М. Дикову, руководящую роль в ведомстве должен был играть ГМШ, а по Л.А. Брусилову — МГШ. Точно так лее и спор между А.А. Эбергардом и И.К. Григоровичем шел о положении МГШ в системе центрального управления. В результате была реализована схема, в которой МГШ занял место лишь одного из равноправных подразделений министерства. Такой исход можно было предвидеть заранее, так как слишком большой объем власти начальника МГШ, предоставление ему права личного всеподданнейшего доклада неизбежно умаляло влияние морского министра. В самом МГШ, по-видимому, вполне искренне увлекались германской организацией флота и морского ведомства, так что нельзя приписывать упорное: отстаивание начальниками этого учреждения идеи разделения ведомства на три равноправные части лишь их своекорыстным расчетам. Восхищение молодых штабных офицеров немецким флотом подпитывалось еще и явной англофобией некоторых из них. Регулярные жалобы представителей МГШ на притеснения, далее «гонения» этого органа со стороны министров нельзя понимать слишком буквально — даже И.М. Диков, остро полемизировавший с Л.А. Брусиловым, относился к штабу вполне корректно. Более того, возможно, что если бы министр меньше прислушивался к мнению МГШ, то реорганизация пошла бы энергичнее, но затянувшийся спор с Л.А. Брусиловым стал фактором, отсрочившим проведение преобразований в жизнь.

Стремление сотрудников МГШ повысить служебный вес своего учреждения до возможного предела было свойственно не только русскому Морскому министерству. «…Перед мировой войной мы уже считаемся с фактом, когда "мозг армии" выявил стремление вылезть из черепной коробки армии и переместиться в голову всего государственного организма»[498] — писал Б.М. Шапошников о Генеральном штабе Австро-Венгерской армии. Еще сильнее эта тенденция проявлялась на родине современной штабной службы — в Германии, а также и в «Азиатской Германии» — Японии. Почти все сотрудники МГШ были новичками в береговых учреждениях флота. Отсюда их горячность, невыдержанность, убежденность, что именно они знают верную дорогу, которая выведет русский флот к славе и могуществу.