Со стороны волевой сферы уступчивость и «слабоволие» в отношении того, к чему был равнодушен, и настойчивость в достижении того, в чем бывал заинтересован. Общая пассивная установка его личности в отношении воздействий окружающей действительности.
Большая эрудиция в художественной литературе вообще и в поэтической в особенности. Интерес к живописи, связанный с наличием одаренности к рисованию.
Отсутствие способности к длительному сосредоточению внимания. Работа короткими отрывками с легким отвлечением внимания вовне. Наблюдательность.
Выдающаяся, доминирующая роль воображения, мира внутренних образов во всех проявлениях его личности. Был «человеком воображения». Весь мир воспринимал через призму своих внутренних образов. Романтика и героика.
Хорошее развитие памяти вообще.
Отсутствие интереса и способностей к точным наукам и философии. Интерес к естествознанию, связанный с его любовью к природе и проявлявшийся главным образом в его коллекционировании рыб и птиц. Интерес к естествознанию носил поверхностный характер.
Определенно выраженная склонность к конкретному, образному мышлению при отсутствии выраженных способностей к отвлеченному, абстрактному, теоретическому мышлению в собственном смысле слова. Скептический и иронический склад ума (негативное мышление). Остроумие. Сообразительность. Большой жизненный опыт. Непрерывное совершенствование.
Со стороны творческой деятельности отметим следующее.
В выдающейся степени выраженная способность к рифмованной импровизации. Выдающаяся память на стихи и высокоразвитое чувство ритма в отношении стихов.
<…> Резюмируя данные нашего характерологического обследования, мы можем подчеркнуть в личности Багрицкого в первую очередь доминирование творческой ее стороны над бытовой. С этой точки зрения бытовая сторона личности представляется не более как скорлупой, скрывающей в себе и защищающей собою истинное ядро, поглощенное целиком творческой работой и теми наиболее интимными, по всей вероятности лирического порядка переживаниями, которые представляются наиболее тесно связанными с поэтическим творчеством. Именно таким соотношением обеих сторон личности определяется все поведение Багрицкого в целом, и только исходя из такого понимания структуры его личности удается расшифровать все те причуды в его действиях, которые придавали ему такой своеобразный и странный облик. Эти последние должны быть рассматриваемы как игра воображения, как отражение, проекция вовне, проникновение изнутри сквозь поверхностную скорлупу того мира внутренних фантастических образов, в котором, по существу, жил Багрицкий и откуда он черпал материал для своего творчества.
Мир творчества является его настоящей реальностью, окружающая же его бытовая среда и даже его соматическое «я» часто представляется для него чем-то второстепенным, несущественным, «ненастоящим», таким, что с одинаковым правом могло бы существовать или не существовать. Отсюда его поразительное равнодушие к условиям существования и поверхностность, «несерьезность» в отношениях с людьми. Внешний мир представляется для него таким, как он преломляется сквозь призму его воображаемых образов. Люди, животные, даже наиболее любимые им рыбы и птицы, вещи, события имеют для него значение не сами по себе, но лишь как объекты его воображения. Отсюда то решающее значение, которое имела во всех его действиях степень его заинтересованности, а также отсутствие у него прочной привязанности к чему бы то ни было.
Воображение является наиболее выдающейся чертой его характера, и, как нам кажется, никакое другое определение не может лучше отразить специфическое его своеобразие, как если мы назовем его «человеком воображения».
Что касается его невроза, выражавшегося в наличии фобий в отношении определенных пищевых веществ, то мы можем рассматривать его как патологическую, по всей вероятности, отягощенность, которая, очевидно, не имеет никакого положительного значения для его творческой деятельности. По крайней мере, мы ни в чем не могли усмотреть такой связи между этой психопатологической чертой характера и его творчеством.
Из бесед
Жена с Багрицким познакомилась следующим образом. Привел его к ней с собой Катаев. Первое впечатление: было в наружности что-то птичье. Производил впечатление чего-то необычного. Поражал своим остроумием. Остроумие было очень острое и в то же время грубое. Прочел только что написанное им стихотворение «Трактир».[547] Очень быстро освоился с обстановкой на новом месте и спустя короткое время уже чувствовал себя как дома. Притащил две палочки, которые вынул из шкафа в «Коллективе поэтов».[548] Нес их к себе домой для топки. Эти палочки пошли на растопку печки у обеих сестер, которые тут же стали печь коржики. «А за коржики Багрицкого всегда можно было купить».