Мозг. Такой ли он особенный?

Это очень серьезная проблема, которую мы сами склонны игнорировать, эта проблема делает для меня привлекательными некоторые фантастические сюжеты с катастрофическими сценариями.[249] Проблема заключается в том, что владеют секретами современной технологии очень немногие. Кто из нас умеет плавить металл, отливать его в формы, чтобы изготовить из него автомобиль, телефон или компьютер, начиная с чистого листа? Я могу сколько угодно называть себя ученой, несмотря на то что едва ли смогу самостоятельно сделать простенький карандаш. Большая часть современной технологии недоступна пониманию отдельных людей. Мы хвастаемся тем, что далеко превзошли древних греков, но в отличие от них мы уже не способны быть одновременно специалистами в архитектуре, биологии и физике. Именно поэтому науку (знание) и инженерное дело (ремесленные навыки) надо тщательно культивировать, документировать, записывать и передавать следующим поколениям. Недостаточно иметь замечательно большое число нейронов в коре мозга для того, чтобы совершать подвиги: мы стоим на плечах тех, кто был до нас, и наши общие достижения намного превосходят достижения каждого индивида в отдельности. Человечество давно превзошло отдельного человека. Постоянно питающее себя сочетание технологических инноваций и культурной преемственности сделало возможным громадное число нейронов в коре нашего мозга, и именно эти нейроны превратили наши возможности в способности и привели нас туда, где мы сейчас пребываем, – во благо или во зло.

Эпилог: наше место в природе

Как выясняется, есть очень простое объяснение тому, как человеческий мозг, и только он один, может одновременно походить на мозг других животных в своей эволюционной ограниченности, но так отличаться от них своей способностью одарить нас умением рассуждать о нашем физическом и метафизическом происхождении. Во-первых, мы приматы, и это дало людям то преимущество, что большое число их нейронов упаковано в сравнительно небольшом объеме мозговой коры. И, во-вторых, благодаря технологическим инновациям, созданным нашими предками, мы избежали энергетических ограничений, которые ставят предел числу корковых нейронов, которое могут позволить себе другие животные, питающиеся сырой пищей в дикой природе.

Итак, что есть у нас такого, чего нет ни у одного другого животного? Я отвечаю: удивительно большое число нейронов в мозговой коре, самое большое, каким не обладает ни один другой биологический вид. Что мы делаем такого, чего не делает ни одно другое животное и что позволило нам увеличить число нейронов нашего мозга? Мы варим и жарим нашу еду. Остальное – все технологические инновации, ставшие возможными благодаря выдающемуся количеству нейронов в мозговой коре, последующая культурная преемственность и передача достижений следующим поколениям, которая с ускорением раскручивает спираль наших возможностей, превращая их в способности двигаться вперед и выше, – это вытекающая из основополагающего факта история.

Мы процветали: за прошедшие двести тысяч лет наш большой мозг с его богатой нейронами корой (тем не менее совершенно нормальной для типичного примата) изобрел культуру, цивилизацию, рынки, супермаркеты, электричество, цепи поставок, холодильники – короче, все те вещи, которые позволяют легко и непринужденно поглощать бесчисленные дополнительные калории. Нужные нам на сутки 2000 килокалорий мы можем за один присест употребить в ближайшей забегаловке за углом. Для этого не требуется ни охоты и собирательства, ни вспашки поля, ни жатвы. Больше того, нам даже не надо больше готовить, по крайней мере самим: технологически развитая цивилизация позволяет аутсорсинг – это касается даже наших умственных способностей (если вам это надо).

Наша работа о человеческом мозге[250] была опубликована в двухсотую годовщину со дня рождения Чарльза Дарвина и в сто пятидесятую годовщину выхода в свет его книги «О происхождении видов» (1859). Общаясь с широкой аудиторией, я всегда демонстрирую изображение гипотетического существа размером с синего кита с огромным, построенным, как у грызуна, мозгом массой 36 кг, содержащим наши 86 миллиардов нейронов – согласно правилам формирования мозга у животных, не принадлежащих отряду приматов. Потом я демонстрирую изображение типичного примата, мозг которого содержит те же 86 миллиардов нейронов, но согласно открытым нами правилам нейронного шкалирования, это животное массой около 66 кг, обладающее мозгом массой 1240 г. В роли этого существа выступает сам Чарльз Дарвин, собственной персоной, с «прозрачным» черепом, под крышкой которого виден мозг. «Итак, Дарвин был приматом, – торжественно объявляю я, – как и я и как все здесь присутствующие». К моему удивлению и, признаюсь, к некоторому разочарованию, я всегда вижу в ответ улыбающиеся лица и согласно кивающих людей.