— Я думала, что туда вы посмотрите в первую очередь. Стоит волосам только начать сечься, как это может стать очень серьезной проблемой. Они начинают плохо расти. И я просто не знаю, означает ли…
— Хорошо, извините. Когда я вчера сказал, что мне надо, чтобы вы только печатали и отвечали на звонки, я поторопился. Приношу извинения. Все, что хотели, вы доказали, так что не будем больше препираться. — Я поднялся и запихнул блокнот в портфель. — Лучше поедем со мной. Мне может потребоваться различная информация по этому делу, а вы все помните.
— Правильно, — сказала Джин. — Если бы вы занялись всеми папками по порядку вместо того, чтобы проявить безумный интерес лишь к нескольким и отбросить остальные как ненужные, вы бы тоже знали все досконально. Есть пределы и моему терпению.
— Да, — сказал я.
— А в среду я бы хотела…
— Сделать прическу, — подхватил я. — Хорошо. Ваш намек понят. А теперь поехали, и не давите мне на психику.
Джин подошла к своему столу и взяла запечатанную папку с паролем «Терстоун» и номером. Еле заметно на уголке папки карандашом было выведено имя «Пайк».
— Не следует этого делать, — сказал я, показывая на пометку. — На Саус-Адли-стрит и так бесятся из-за двух наших папок, на которых карандашом были написаны имена. Это серьезное нарушение секретности. Никогда больше так не делайте, Джин.
— Я этого и не делала, — ответила Джин. — Это, между прочим, написал мистер Долиш.
— Поехали, — повторил я.
Джин сообщила на коммутатор, куда мы отправляемся, предупредила Алису, чтобы на нас не готовили утренний кофе, заперла копирку, ленту и все прочее в сейф, подкрасила губы, переобулась в удивительно изящные туфли, и мы наконец поехали.
— Почему Пайк оказался в Солсбери?
— Он находится на лечении в военной тюрьме как больной с расстройствами психики. Заперт он крепко. Они не очень-то хотят, чтобы далее мы виделись с ним, но Долиш настоял на встрече.
— Особенно мы, насколько я знаю Росса.
Джин ползала плечами.
— Но Росс не может держать его взаперти больше месяца, — сказал я. — Не может вообще держать его у себя, если тот лечится добровольно.
— А он лечится не добровольно, — ответила мне Джин. — Он протестует против лечения, как настоящий сумасшедший. Росс дал ему подписать пачку всяких бумаг, и Пайк случайно сообразил, что подписал в числе прочих просьбу о прохождении комиссии КВМВ — Королевских военно-медицинских войск. Они его комиссовали и прямиком отправили е тюрьму. Он устроил погром в камере, и теперь его держат в палате для психических больных. Росс вцепился в него, как ненормальный. Похоже, что Пайк пробудет там до тех пор, пока не удостоверится, что агентурная сеть Мидуинтера полностью обезврежена. Росс, видите ли, взорвался из-за яиц из Портона. Кабинет был очень раздражен. Там все поняли правильно и объяснили, что именно мы таскали для него каштаны из огня.
— Росс, должно быть, был в восторге, — заметил я не без некоторого удовольствия. — Итак, что же я должен буду сделать в Солсбери? Тоже что-нибудь подписать?
— Нет, — ответила Джин. — Вы должны уговорить Пайка написать письмо жене и посоветовать ей уехать из страны.
— О-хо-хо.
— Да. Кабинет отчаянно озабочен тем, чтобы не допустить еще одного шпионского процесса в этом году. Американцы и так уже сильно усложнили нам жизнь. А любительская шпионская сеть Мидуинтера вызовет колоссальный скандал, и общественность Штатов начнет давить на власти, чтобы США не делились своими секретами с Англией.
— Ага, поэтому миссис Пайк должна присоединиться к огромной армии людей, которых тайно переправляют на Восток до того, как парни из Специальной службы, раздуваясь и пыхтя, доберутся до них с ордерами на арест. Специальная служба все равно докопается до того, что происходит. Это лишь вопрос времени.
— Вопрос времени, — подтвердила Джин, — когда «Дейли Уоркер» догадается об этом.
Мы забрали папки с записями КВМВ в Лоуа-Бэрракс-Уинчестер и остановились позавтракать в Стокбридже. Оттуда до Солсбери было уже рукой подать.
Образно выражаясь, белые пальцы зимы сжали горло земли. На деревьях — никаких признаков листьев, голые ветви. Коричневая глинистая почва отполирована до блеска мокрыми ветрами. Тихие и спокойные фермы и деревни выглядят такими заброшенными, будто уже и не ждут прихода весны. Тюрьма находилась на дальнем краю долины. Это была единственная максимально защищенная психиатрическая тюрьма, которая подчинялась только армии. Перед нами возникли современные светлые здания, во дворе — огромная абстрактная скульптура и два фонтана, которые включают, когда сюда направляется какая-нибудь важная шишка. Вдоль всей подъездной дороги — клумбы, сейчас коричневые и пустые. Размером и формой эти клумбы были похожи на свежие могилы. Вообще это местечко было в духе Кафки — слишком просторное для людей. К тому же здесь сильно пахло эфиром.