Мозгоед

Был у меня период, когда я решил вести правильный, а главное — здоровый — образ жизни. По утрам обливался холодной водой, жрал несоленую спаржу и пил свежевыжатые соки. В обед, давясь, глотал суши, в файф-о-клок — умирал на тренажере. Вечером слушал классическую музыку и ровно в десять шел в кроватку — бай-бай. Через месяц никто из знакомых меня не узнавал: малыш Каспер по сравнению со мной выглядел Аполлоном Бельведерским.

— Что ж вы, батенька, так себя запустили? — спросил участковый терапевт, к которому я зачем-то записался на прием. — Так ведь и до могилы недалеко! Полноте! Живите так, как хотите! Не поддавайтесь моде, условностям и не сопротивляйтесь тому, что вредно. Иногда вредно — это даже полезно.

Но, видимо, Луша этого не знала. И твердо верила в то, что вредно — это вредно, и чтобы жить долго и счастливо, нужно стараться идти туда, куда указывает табличка «полезно». Но на этом пути возможны ловушки: в одном глянце утверждают, что суши — это наше все, в другом, что это сочетание абсолютно несовместимых продуктов. И кому, спрашивается, верить?

Верить можно только себе, да и то, если ничего другого не остается.

— Что ты на меня уставился? — Луша вернула меня к суровой реальности. Я стоял босиком на кафельном полу и ужасно хотел оставить свой след в искусстве — большой и малый. — Ты закончил?

— Пока не начинал. Ты не могла бы оставит меня на несколько минут?!

— Еще скажи, что стесняешься! — фыркнула она.

Самое смешное, это было действительно так.

****

— Так что ты мне хотела показать? — Минут через двадцать жизнь казалась более осмысленной. Чашка горячего кофе, сочный персик и солнце в окно, словно и не было ночного дождя. — Или? — я многозначительно поднял бровь.

— Остынь! — лениво бросила Луша. — Мы с тобой из разных социальных сказок. А сказки, как и параллели, не пересекаются.

— Тогда зачем я тебе нужен?

— Пойдем.

Мы вышли из корпуса и направились к одному из бунгало, стоявшему почти у самого забора. Луша нервничала, хотя и старалась этого не показать.

— Почему ты сдерживаешь свои эмоции?

— Эмоции — признак слабого человека.

— Кто тебе сказал подобную глупость?

— Моя мама.

— А кто у нас мама?

— Такие вещи надо знать!

Мама у нас была заместителем губернатора, кажется, где-то в Екатеринбурге, а может быть, и в Новосибирске. Хотя и там, и там я могу ошибаться. Политики нынче так быстро меняют свои рабочие места, что избиратель рискует запутаться.

В народе «маму» почему-то прозвали железобетонной леди: может, из-за внешнего сходства с Маргарет Тэтчер, может, из-за сурового характера. Любимой служебной привычкой «мамы» была следующая: раз в неделю она выезжала на очередной «объект», где в присутствие местного населения и разнокалиберных журналистов устраивала публичную обструкцию очередному районному чиновнику. Чиновники о слабости мамы знали и готовились заранее: пили водку с валокордином и писали заявление по собственному желанию. Население сначала реагировало не очень адекватно: лезло к «маме», жаловалось на жилищно-коммунальные проблемы, просило повысить детские пособия и пенсии за счет городского бюджета, а потом как-то разом осознало: сколько ни проси, все равно ничего не изменится. Просто у зам. губернатора забава такая — выезжать на «объект».

Надо сказать, что дочку «мама» вырастила знатную — одновременно с телевизионной карьерой, Луша не слезала со страниц глянцевых журналов. Лично меня, надо сказать, это только радовало: я вообще люблю гламурные комиксы. Но были и такие, кого эта семейка дико раздражала.

— Эмоции — нормальная человеческая реакция, — вернулся я к теме разговора. — Если ты их постоянно сдерживаешь, то рискуешь сорваться. Про нервные срывы что-нибудь слышала?

— Только дураки и неудачники выставляют чувства напоказ, — процедила Луша. — Если ты публичный человек, то вообще не имеешь права показывать собственные комплексы и слабости. Признак успешности — невозмутимость.

По-моему, «мама» немного перестаралась в своих уроках. Я хотел об этом сказать, но Луша резко распахнула дверь в бунгало:

— На! Любуйся!

Настоящий домик куколки Барби. Кружевные занавески на окнах. Большая кровать под балдахином. Стены выкрашены розовым, на розовом же потолке узор из белых цветов. На подоконнике розовая герань. На полу — горы одежды. Блузки, юбки, платья, джинсы, нижнее белье. Все дорогое. У кровати — несколько десятков пар женской обуви.

— У вас что, эксклюзивный договор с модным бутиком? — спросил я, насладившись необычным зрелищем.

— Больше ничего не замечаешь? — ядовито откликнулась Луша и одернула балдахин.

На кровати лежали Тигран и Вета.

«Минус два», — подумал я.

Поза Веты была такой же, как и у Полины: руки сложены на груди, длинные волосы красиво уложены и украшены цветами. Тигран лежал на ней, уткнувшись подруге в восковую грудь. Оба были обнажены и, понятное дело, мертвы. Однако видимых повреждений на телах я не увидел.

— Никто еще ничего не знает, — глухо сказала Луша. — Я их нашла час назад.

— А ты как здесь очутилась?