Захоронение было обнаружено именно в том месте, которое назвал в своих показаниях бывший начальник Калининского УНКВД, лично руководивший расстрелом узников Осташковского лагеря, Д. С. Токарев. Это, в частности, означает, что
Эксгумация захоронения в Медном началась (с участием польских экспертов и посла Польши в СССР) 15 августа 1991 г. По странной иронии судьбы — всего за неделю до роспуска КПСС. Но тогда об этом никто еще не знал, зато 19 августа, в первый день путча ГКЧП,
В Харьковской области, в том числе в районе деревни Пятихатки (сейчас это место называется «6-й квартал лесопарковой зоны Харькова»), немецкие войска были. Другими словами — подозреваемый преступник (Гитлер) на месте массового захоронения польских офицеров из Старобельского лагеря был замечен. Однако для того, чтобы совершить указанное преступление, подозреваемый должен был встретиться с жертвой. Могли ли пленные польские офицеры, заключенные в Старобельском лагере, встретиться под Харьковом с немецкими войсками?
Как ни парадоксально, но подозреваемый Сталин и его защитник Мухин в один голос утверждают, что такая встреча произойти никак не могла. По версии Сталина — Мухина (озвученной, в частности, и на Нюрнбергском процессе) весной 1940 г. пленные польские офицеры были вдруг лишены права на переписку с родственниками, тайно вывезены из Старобельского (а также Осташковского и Козельского) лагеря и отправлены на дорожно-строительные работы под Смоленск. В такой ситуации встретиться с немцами в Харькове узники Старобельского лагеря никак не могли. Однако при первой же эксгумации (25 июля — 9 августа 1991 г.) в 6-м квартале лесопарковой зоны Харькова были обнаружены останки 167 расстрелянных польских офицеров, обнаружены фрагменты польской военной формы, личные вещи и документы жертв. Эти печальные находки еще не могут служить окончательным доказательством виновности подозреваемого Сталина — расстрел в Харькове теоретически могли осуществить и немцы — но то, что подозреваемый нагло врал, да еще и пытался ввести в заблуждение Международный трибунал в Нюрнберге, становится совершенно очевидно.