Мозговик

Первая мысль была о лошади в сарае, но мозговик отверг ее, хотя в данный момент лошадь дремала. Как уже было сказано, мозговик многое понял. Лошадь могла вырваться из сарая и поскакать за машиной, но это находилось настолько за пределами нормального поведения лошади, что привлекло бы к ней нежелательное внимание и поставило под угрозу весь план мозговика. Лошади не выскакивеют ни с того ни с сего из конюшен, чтобы погоняться за автомобилями.

Затем мозговик подумал о птице. Сначала о ястребе, как наиболее быстрой из птиц, но поблизости не оказалось спящей особи. Совы сейчас спали, но он решил, что сова не сможет угнаться за машиной.

Наконец он подумал о воробье. Скорость воробья была ему неизвестна, но их было такое множество, что наверняка какой-то воробей спал поблизости.

Выбранный мозговиком воробей действительно спал на дереве ярдах в двухстах от дома. Поднявшись в воздух, он увидел, что опоздал: шериф и Стаунтон приехали на разных машинах, в сейчас эти машины разъезжались в разные стороны, причем каждая уже отъехала примерно на четверть мили. Даже для глаз воробья они отъехали слишком далеко, чтобы определить, какая именно машина ему нужна. Кроме того, мозговик сразу же понял, что воробью не догнать машину.

На этот раз мозговик решил тщательнее избавляться от хозяина. Он пролетел над дорогой и углубился в лес, чтобы разбиться о дерево; он помнил о том, как сова инстинктивно закрывала глаза, и сосредоточил усилия на том, чтобы глаза воробья были открыты. Однако и это не привело к успешному концу: помешала совсем маленькая веточка. Она отклонила полет и, вместо того, чтобы сломать себе шею, воробей сломал крыло и теперь лежал беспомощный под деревом.

Поскольку альтернативы ожиданию не было, он стал ждать. Воробей умрет от голода или жажды, если до того его не обнаружит какой-нибудь враг. А тело мозговика тем временем будет в безопасности под ступеньками на ферме Гросса. Мозговик не ощущал боли своего хозяина; боль была доступна для него лишь при нахождении в собственном теле.

Она могла появиться при сильном повышении или понижении температуры, которых эта планета не знала. Еще, разумеется, болью сопровождался момент смерти, когда панцирь разбивался или даже просто трескался.

Спешить было некуда еще и потому, что теперь мозговик насытился питательными веществами, которых ему должно было хватить на несколько земных месяцев. К тому времени он надеялся обзавестись по-настоящему ценным хозяином, обладавшим знаниями, деньгами и способностью создать электронную аппаратуру, которая помогла бы мозговику попасть домой. Ни одна из перечисленных ценностей по отдельности не могла принести успеха - если только он не будет использовать целую цепочку хозяев, что было бы и неудобно, и рискованно.

Он подумал о самовоспроизводстве, но немедленно отверг эту возможность. Коль скоро процесс деления начинался, он не мог быть приостановлен, и в течение длительного времени мозговик оказывался безнадежно раздвоенной личностью, способной лишь частично контролировать каждую из двух частей, в которые преобразуется его панцирь; этого контроля явно не хватит, чтобы какая-либо часть смогла приобрести хозяина. Состояние беспомощности в процессе воспроизводства - такова была цена, которую его сородичи платили за свою высокоспециализированную эволюцию: каждая из частей нуждалась в посторонней помощи для управления хозяином, причем такое ослабленное состояние мозговика сохранялось в течение целого земного года.

Лишь на очень небольшом числе планет представители его народа могли размножаться в одиночестве. Там, где проживали редкие по уровню интеллектуального развития расы, принимавшие статус хозяина добровольно, способные обучиться уходу за мозговиком в период его беспомощности.

Мозговик приготовился ждать смерти воробья в течение нескольких суток, но после наступления темноты неожиданно услышал сверху шум крыльев совы. Он тут же заставил воробья затрепыхать своими крыльями, чтобы привлечь внимание ночного хищника. Через мгновение острый клюв убил воробья, и .мозговик вновь вернулся в собственное тело под деревянными ступеньками на ферме Гроссов.

Он очутился там как раз вовремя, чтобы услышать стук в дверь и увидеть - поскольку мог видеть одновременно все, происходившее в зоне его восприятия, - шерифа, стоявшего у двери, и Эльзу Гросс, спешившую открыть дверь.

Она сняла белый фартук, надетый сверху на черное платье.

Миссис Гросс не собиралась тратиться на траурные платья.

Почти все ее "выходные" платья и так были черными.

- Добрый вечер, мэм, - сказал шериф, когда хозяйка открыла дверь, хотел подвезти вас в похоронную контору, если вы готовы ехать.

- Благодарю, шериф, но мистер Лурса уже был здесь и обещал через полчаса за мной заехать. Разве он вас не предупредил? Он собирался.

- Наверное, он звонил, но не смог меня застать. Нужно было заехать сразу в несколько мест, а вот домой и в свой офис я так и не попал.

Шериф снял шляпу и почесал лысеющую голову.

- Ну что же, если моя помощь вам не нужна...