Мозгва

Жена недавно, тихим январским вечером рассказывала, что встречалась с какой-то своей знакомой (он ее только мельком видел — сухопарая, истерично-украинское лицо, как у ведьмачки-панночки, одевалась странно, предполагая, что именно так она производит впечатление; номер на машине у нее тоже был не простой, серию она подобрала под свои инициалы, а еще хотела, чтобы в номере были три семерки, не получилось, удовольствовалась тремя пятерками). История была о том, как дама наконец забеременела. Вряд ли это жена говорила с каким-то подтекстом или намеком, зачем. У нее сын был, а что у него детей не было — так уж и не те годы, чтобы что-то менять, пусть она и моложе его на десять лет. Да, были у него какие-то проблемы с репродукцией или просто не сложилось, что уж теперь. Вряд ли она решила ощупать ситуацию и обозначить проблему, а затем послать к врачу.

Жена была невысокой, но крепкой — не толстой, а как какая-нибудь цирковая акробатка — компактная, жилистая, твердая. Да и была слишком конкретной для того, чтобы изъясняться экивоками и примерами из чужой жизни. И если бы все же предполагалось нечто такое, то у разговора бы появился медицинский запах, хотя и не самый противный. Запахло бы йодом или каким-нибудь профилактическим полосканием, ромашковой настойкой. А так, да, не привык он еще к ней, некоторые ее территории и ее поведение там еще были незнакомы.

Так вот, значит, приятельница жены… ее муж успел преуспеть в приватизации, успел даже удачно отсидеть, сохранив основную заначку. Жили они неподалеку, на этом же Кутузовском, но, понятно, в собственной квартире. Впрочем, больше болтались за границей, хотя было совершенно непонятно, что им там делать. Жизнь, что ли, проматывали, рассматривая достопримечательности. Так вот, теперь им кто-то вынашивал дите, в чем новость и состояла. Их элементы совокупили в пробирке, результат поместили кому-то внутрь, и теперь уже всего через четыре месяца ребенок будет готов.

Он укачался этой историей, в квартире было как-то сто лет сухо, только слабый сквозняк из окна. Так бы и сморило, посмотрел бы еще телевизор, чаю выпил, а там и спать. А предыдущая жена его еще помнила, разъехались не очень давно, чуть больше года. И отметил же он собой какое-то количество ее лет. Да и вообще, жили себе и жили, пусть и особого темперамента в отношениях не было никогда, она будто из какого-то киселя была, разве важно? Он с ней не из-за этого расстался, а как-то так. А ей, скорее всего, тоже просто надоело, а оставалось время на следующий вариант. Взаимно исчерпались. Новый вариант у нее пока не составился, так что он даже ей слегка помогал. Им надо было еще с квартирой разобраться, бывшая-то жила в его наследственной. Отчего он теперь и жил на съемной.

Тут жена зевнула и попросила сходить в магазин. Был, конечно, вариант послать в магазин Ррребенка, но отрок парился с какой-то геометрией. Конечно, можно было его отправить, а самому нарисовать ему задачу, но чего ж не выйти перед сном. Магазин был в этом же доме, их тут даже два было: один под вывеской «Молоко», который был никаким не узким молоком, а небольшим круглосуточным как бы супермаркетом с ценами, которые положены супермаркетам, в которых подают устрицы и вино за полторы тысячи. Второй был с угла дома, назывался гастроном «Кутузовский». Этот работал до девяти вечера, оставалось еще полчаса. Он оделся и пошел туда — йогурты, которые его попросили купить на утро, там были дешевле.

Гастроном был таким, какие бывают в высотках. Бессмысленно высокие потолки, творожная лепнина, громадные окна, всегда сумеречный свет. Уголком располагался, буквой Г. В одном углу продавали колбасу-чоризо куском по 500 с лишним рублей за килограмм., в другом углу — полуфабрикаты и какие-то голые кости за копейки. Такая социальная гармония. Рядом с винным отделом, в котором стояло аутентичное бордо, продавали соленья, огурцы длиной сантиметров тридцать. Опухшие, как будто на дворе уже март. Пол, конечно, кафельный, в разводах грязи.

По утрам в гастроном шли старики этого дома: с важностью, не покидавшей бывших ответственных и номенклатурных работников, медленно переставляли ноги, палки; у них были сильные очки, полуоткрытые рты.

В магазине он припух, что ли. Не так чтобы от вида полубольных огурцов, а по совокупности. Сегодня этот магазин почему-то выглядел как место ужаса. Прилавки эти стеклянные, гнутые — сколько им уже лет? Вообще, странно: как все это тут оказалось? Как все это составилось вместе? И он, вдобавок, тоже тут. Ходит между отделами. Как он тут вообще оказался, между всеми этими прилавками, огурцами, белыми пакетами, бутылками? Кто он такой, почему он именно тут, а?

* * *