Можайский — 1: начало

— Точно. Нам еще потребуется фотограф. Оплатить расходы, конечно, придется из собственного кармана, но это я как-нибудь переживу! — Можайский непроизвольно похлопал себя по карману, в котором, вероятно, лежал бумажник. — Значит, решено. Вы — к Сушкину и, далее, в архив. Вадим Арнольдович — в компании с фотографом — в Неопалимую Пальмиру. А я… Встречусь я и побеседую с Молжаниновым: что-то мне подсказывает, что помощь этого миллионера лишней не будет.

Можайский и офицер, вот так — причудой судьбы — вошедший в расследование того, что уже через пару недель прогремело на всю Россию как «Дело Ушедших», допили остатки смешанного с водкой чая; переглянувшись, наполнили еще по рюмочке и, чокнувшись, выпили.

***

В принципе, подобные детали не имеют сколько-нибудь веского значения для нашей повести. Но так как с сухим изложением фактов каждый желающий может легко ознакомиться, обратившись к полицейскому архиву, а наша задача — изложение всего хода событий, а не перечень основных, не только не будет большой бедой вводить читателя в подобные сценки, но, вероятно, имеется в этом и самый прямой смысл: вряд ли возможно ощущение сопричастности при чтении простого полицейского отчета!

10

Однако, ни назавтра, ни на следующий день Можайскому с Молжаниновым встретиться не удалось.

Вслед за бурной ночью с обрушившимися на столицу снегопадом и штормом наступил очень хлопотный день: один только утренний доклад околоточных занял вдвое против обычного времени!

Ближе к полудню в участок начали поступать многочисленные донесения от дворников о множестве обнаруженных ими подозрительных обстоятельств: сломанных дверях в надворных постройках, разметанных и разбросанных вещах с недостачею части из них, беспорядках на чердаках — выбитых световых окнах и прочих безобразиях. И хотя сразу же было ясно, что всё это — или почти всё — следствие непогоды, приходилось наряжать проверку за проверкой, дабы исключить малейшую возможность пропустить преступление — взлом, кражу или что-то подобное.

Чуть позже потянулись и заявители из жителей. Одни спешили рассказать о странных следах на снегу — не то собачьих, а не то и детских. Другие жаловались на явно укрывавшихся в парадной лиц без определенного в Петербурге места жительства, что было строжайше запрещено и шло вразрез с уложением о листах прописки. Третьи сообщали о пропаже меховых рукавиц, оставленных накануне у окна на лестнице. Четвертые, наконец, находили странной и очень подозрительной утреннюю задержку вагонов конки, соотнося ее с желанием обжулить доверчивых покупателей абонементных билетов.

И с каждым из таких посетителей, с каждой такой историей «наш князь» был вынужден иметь дело лично. Но если «с конкой» удавалось разделаться быстро и сравнительно легко, объясняя задержки неудовлетворительным из-за непогоды состоянием путей и малым — «что вы хотите: их всего четырнадцать штук!» — количеством вагонов, то с прочими категориями приходилось возиться.

Обследовать следы на снегу, разумеется, никто не выходил: с полудня, к счастью, наступила оттепель, так что ни о каких следах уже и речь не шла, но принять, прочитать — хотя бы в полглаза — и завизировать заявление было необходимо. Как необходимо было и выслушать рассказчика, поддакнуть ему, пообещать содействие и своевременные меры.

Практически аналогично и с подозрениями в ночевке бродяг и прочей подобной публики. С той только разницей — и это прибавляло хлопот, — что тут уже приходилось делать отметки для околоточных надзирателей, ответственных за подобные наблюдения: им предстояло проверить все адреса, что вызывало невольное сочувствие и даже раздражение. Впрочем, раздражение Можайскому приходилось скрывать, что, необходимо отметить, ему вполне удавалось: все-таки недаром и среди постоянных жителей участка в обиход вошло для кого угодно лестное прозвание «наш князь».

А вот с рукавицами — и со всяким подобным — было намного сложнее. Тут уже невозможно было ограничиться визированием заявлений и внешним сочувствием. Такие дела требовали немедленной проверки, так как вполне могли оказаться не только правдой, но и реальным сообщением о реальном преступлении, каким бы мелочным оно на первый взгляд и ни казалось. К счастью — или к сожалению о даром потраченном времени? — ни одно из них не подтвердилось: все рукавицы нашлись, будучи заботливо прибранными вездесущими дворниками и их помощниками, обязанными содержать в чистоте и заботе в том числе и парадные и черные лестницы.