Можайский — 5: Кирилов и другие (СИ)

«Что здесь происходит?» — повторил он.

«Взяли злоумышленника!» — отрапортовал поручик. — «Проник с оружием…»

Подлец вытянул ладонь, удерживая на ней мой собственный револьвер.

«…угрожал! Требовал вас, ваше высокопревосходительство! Божился, что тотчас застрелит!»

— Вы лжете! — закричал я.

Самойлов перевел взгляд с поручика на меня и, нужно хоть в этом отдать ему должное, побледнел от гнева:

«Ополоумел? Какой злоумышленник?! Это же Чулицкий!»

Поручик нагло окинул меня взглядом и отчеканил:

«Не могу знать, ваше высокопревосходительство! Вломился. Лично мне нанес побои. Оборвал портупею. Едва не завладел моим табельным оружием…»

Самойлов побледнел еще больше, велев страшным, придушенным шепотом:

«Да ты никак пьян? А ну — дыхни!»

Поручик дыхнул.

Тогда Самойлов с полной растерянностью уставился уже на меня:

«Трезвый… что здесь происходит? Зачем вы напали на моих людей?»

У меня голова пошла кругом. Ноги подкосились. Если бы меня не подхватили под руки, я, вероятно, опустился бы на пол.

«Ну?» — тон Самойлова снова стал требовательным, но теперь уже не в отношении его спятивших от безнаказанности людей, а ко мне самому. — «Немедленно объяснитесь!»

— Александр Александрович!

«Ваше высоко…»

— Александр Александрович! — перебил я Самойлова. — Да что же это! Дело у меня до вас! Илью Борисовича Некрасова знаете?

Самойлов вздрогнул и как-то воровато оглянулся вокруг.

«Ну! Причем тут Некрасов?» — быстро подступил он ко мне вплотную, отстранив поручика и понизив голос.

— Убили его. Зарезали!

«Как — зарезали! Когда?»

— Минувшей ночью.

«Где?»

— В гимназии Видемана.

Самойлов нахмурился, что-то соображая. Затем он вновь отступил от меня:

«Зачем же вы ко мне явились?»

— Но…

«Зачем, я вас спрашиваю? Какое это ко мне имеет отношение?»

Поручик кашлянул, привлекая к себе внимание:

«Ваше высокопревосходительство…»

«Чего тебе?» — Самойлов недовольно посмотрел на поручика.

«Записка… вот».

Подлец протянул генералу отобранную у меня записку. Тот развернул ее, быстро прочитал, опять побледнел, превратившись лицом в подобие бледной немочи, сунул записку в карман и, схватив меня за рукав, стремительно вытащил из окружения жандармов:

«Разойтись!» — приказал он.

Жандармы повиновались.

«Следуйте за мной! Живо!»

И мы пошли по коридорам, минуя один кабинет за другим, пока, наконец, не пришли к собственному кабинету Самойлова и не заперлись в нем.

«Садитесь», — кивок на стул подле стола.

Я сел.

«Рассказывайте!»

Я рассказал.

Самойлов выслушал, не перебивая, но становясь все более мрачным буквально на глазах. Едва я закончил, он взялся за телефон.

«Наконец-то, — подумал я, — хоть что-то прояснится!»

Но не тут-то было!

Самойлов, заметив, что я внимательно за ним наблюдаю, поместил трубку обратно на рычаг, так и не совершив вызов:

«Вы можете быть свободны, господин Чулицкий!» — бросил он мне, глядя на меня с недобрым прищуром.

— Но Александр Александрович! — потребовал было я.

Самойлов тихонько стукнул кулаком по крышке стола и повторил:

«Вы можете быть свободны, господин Чулицкий».

Я не тронулся с места.

«Ступайте!»

Рука Самойлова потянулась к кнопке звонка.

Я, сообразив, что в следующий миг заместитель шефа вызовет жандармов, поднялся со стула и двинулся к двери.

— Напрасно вы так, Александр Александрович!

И вдруг — уж и не знаю: не показалось ли мне — по лицу Самойлова скользнула тень сомнения и чего-то, что я принял за выражение раскаяния.

Раскаяние — не раскаяние, но генерал тоже поднялся:

«Ступайте, ступайте, Михаил Фролович», — произнес, уже не приказывая, он. — «Поверьте: вам здесь больше нечего делать!»

Я — ошеломленный даже больше, чем давешним нападением на меня — кивнул и вышел восвояси.

Что делать дальше, лично мне — скажу откровенно — было неясно. Я вернулся к себе на Офицерскую и попытался дозвониться до Можайского… — Чулицкий вновь покосился на его сиятельство, но тот никак на взгляд не отреагировал. — В конце концов, мы вместе разрабатывали план, и вот — буквально на глазах — весь этот план летел в Тартарары, тем более что мне донесли и о выходке Вадима Арнольдовича…

Теперь Чулицкий посмотрел на Гесса. Вадим Арнольдович понурился.

— …в результате которой мы получили еще один труп совершенно непонятной природы и задержанного явно до времени Молжанинова.

— Не до времени, — Гесс.

— Теперь-то мы знаем это, — кивнул Чулицкий, — но тогда… Что мне оставалось? Я, что называется, рвал и метал! Можайского на месте не было… Впрочем, разумом я понимал, что он — исходя из нашего же плана — и не должен был прохлаждаться в участке, но… Вы понимаете! То обстоятельство, что я буквально оказался отрезан от всех и не имел ни малейшего представления о том, кто и где находился и чем занимался, бесило меня так, что один из моих чиновников для поручений — вы его знаете, господа, Лукащук…

Я припомнил: хитроватый малоросс, порою бесивший своей навязчивостью.

— …перепуганный моими припадками, послал в аптеку за каплями и чуть ли не силой заставил меня проглотить половину флакончика!

Чулицкий — едва-едва, бледной тенью — улыбнулся.