Можайский — 6: Гесс и другие (СИ)

Лакей этот — сухонький и благообразный на вид старичок лет под восемьдесят: знаете, из таких, о которых ныне разве что в книжках читать доводится — в роскошной ливрее, напудренном парике… на ногах — башмаки с большой золоченой пряжкой… В общем, старомодный такой лакей… Так вот: я ожидал, что он, увидев распростертое на полу тело, поднимет крик, отшатнется, выбежит вон… но ничего этого не случилось. Наоборот: запнувшись на пороге, он всмотрелся в труп и вдруг, признав в нем Брута, рассмеялся! Представляете, господа? Рассмеялся!

— Вы задержали этого милого старичка?

Вадим Арнольдович только рукой махнул:

— Куда там! Я был настолько поражен его необычной реакцией, что словно прирос к стулу. Язык же мой и вовсе отказался мне служить. В горле у меня мгновенно пересохло. По спине побежали мурашки… ко мне — клянусь! — вернулся давешний страх!

«Значит, с Аркашей нашим — всё?» — без всяких церемоний, отсмеявшись, обратился к Молжанинову странный лакей.

Молжанинов кивнул.

«А этот господин?..»

«Не обращай внимания: это — господин из полиции».

Услышав о полиции, старичок ухмыльнулся:

«Любо, любо… но не рановато ли?»

Молжанинов развел руками:

«Я его не приглашал. Сам явился».

Старик подошел ко мне и — невероятно! — положил мне руку на плечо:

«Молодой человек!» — это он ко мне так обратился. — «Вы к нам по делу?»

Я дернулся.

«А!» — старичок убрал руку с моего плеча. — «Вижу, что нет… Семен, да как же это?»

Лакей, обращающийся по имени к своему хозяину! Мурашки на моем позвоночнике сменились капельками пота на лбу.

Молжанинов опять развел руками:

«Черт их поймет — его и его начальника…»

«Уж не Можайского ли князя?»

«Ну да, его самого!»

«Хм…» — саркастически хмыкнул старик. — «Ну, коли Можайского…»

«Так вот, — перебил своего невероятного лакея Молжанинов, — черт их поймет — князя этого и Вадима Арнольдовича…»

Кивок в мою сторону.

«…как они вышли на меня, но об истинных обстоятельствах они явно ничего не знают!»

«А с этимчто?» — старик ткнул пальцем в Брута.

«Хотел сдаться и всё рассказать!»

«Каков негодяй!»

К моему ужасу, старик подошел к трупу и пнул его ногой.

«Ладно, ладно… — Молжанинов призвал старика проявить определенную сдержанность. — Ты вот что: организуй-ка нам…»

Прямой взгляд на меня. Я сдался:

«Мне — водки, пожалуйста», — жалобно — признаюсь — попросил я.

«Рекомендую, сударь, шампанского!» — старик снова оказался подле меня. — «У Семена Яковлевича — отличный выбор!»

«Водки, водки Вадиму Арнольдовичу! Сейчас шампанское для него — что вон тому припарка!»

Меня передернуло.

«А мне… да тоже водки, пожалуй. И знаешь чего еще? Огурчиков! Тех, что Марья Ивановна прислала!»

Старик ухмыльнулся и вышел из кабинета.

«Эх, Вадим Арнольдович! — Молжанинов потер руками. — «Смею вас заверить, огурчики у меня — во!»

Я обреченно провалился в глубину кресла.

— М-да… — не выдержал Митрофан Андреевич. — А вы не побоялись, что вас вот так и застанут: за пьянкой с подозреваемым да еще и над трупом?

Гесс скривился:

— К тому моменту я уже настолько потерял ощущение реальности, что мне было все равно. Всё происходило как будто не со мной!

Митрофан Андреевич, более не задавая вопросов, кивнул.

— Старик вернулся через пару минут: с подносом. Поначалу поставив поднос на стол, он метнулся куда-то вбок и выкатил оттуда столик на колесах — эдакое подобие тележек для официантов, но с тою разницей, что эта «тележка» была богатейшей работы: драгоценного дерева, с инкрустациями, покрытая лаком… Столик — или тележка — оказался подле меня, и уже на него старик переставил с подноса рюмку, один из двух графинов и глубокую тарелку с даже на вид изумительными малосольными огурчиками. Рядом он положил салфетки и вилку с ножом. Правда, выкладывая нож и вилку, улыбнулся с хитринкой:

«Политес, знаете ли… — обращаясь ко мне, сказал он. — А все же, сударь мой, вы не стесняйтесь: берите огурчики руками. Так оно и удобней, и аппетитнее!»

«Да, Вадим Арнольдович, — поддержал своего невероятного слугу Молжанинов, — не стесняйтесь! Я — человек простой и уж что-что, а огурчики предпочитаю ручками!»

Он наклонился через стол и подхватил с другой — еще стоявшей на подносе — тарелки «свой» огурец. Через секунду послышался хруст.

«Мммм…» — жуя, покачал головой Молжанинов. — «Мммм…»

— Вы это… серьезно рассказываете? — Инихов, вынув изо рта сигару, смотрел на Гесса и явно не верил своим ушам. — Кто-нибудь, ущипните меня!

На лицах всех остальных, считая и Чулицкого, было такое же, как и на лице Сергея Ильича, выражение растерянности напополам с недоверием: уж не шутит ли, не смеется ли над почтенной публикой Вадим Арнольдович?

Такое же выражение, полагаю, было бы и на лице Можайского, если бы вечно мрачное лицо «нашего князя» могло выражать эмоции, а его глаза — не только улыбаться. Я полагаю именно так потому, что Можайский то и дело покусывал свою нижнюю пухлую губу и то и дело то засовывал руки в карманы, то вынимал их, не находя им места. Рассказ Вадима Арнольдовича — или его начало — явно казался его сиятельству вопиющим: и странным, и диким одновременно!