«Прежде всего, — начал загибать пальцы Молжанинов, — удивительно, как вы не заметили очевидное: в каждом из подмеченных вами — или Сушкиным — деле фигурируют люди Кальберга, а вовсе не мои. Далее — мой с Кальбергом разлад: вы так и не доискались до его причины…»
«У нас не было времени…»
«Да, — неожиданно легко согласился Молжанинов, — начали вы лихо! Пара дней, и вот уже Кальберг в бегах, его люди… а что, кстати, с его людьми?»
Это уже был вопрос, относившийся к ходу следственных мероприятий, поэтому отвечать на него я отказался.
«Понимаю, — Молжанинов снова легко согласился с моими доводами. — Но лично я полагаю, что все они тоже разбежались! Вот увидите, что я прав».
Я пожал плечами: мое доверие к коллегам было непоколебимо.
— Спасибо на добром слове! — в голосе Чулицкого, еще вот только что говорившего с необыкновенной теплотой, вновь появился едкий сарказм.
Гесс подметил его и сказал просто:
— Но это — правда, Михаил Фролович. И вы же видите: ошибся не я, а Молжанинов!
Чулицкий тут же переменил гнев на милость:
— Шучу, Вадим Арнольдович, шучу… да! — повысив тон, тут же добавил он. — Да! Недооценил нас Молжанинов. Всех в тюфяки записал. А вот поди ж ты: и студенты у нас, и пожарные… вот только…
Чулицкий замолчал, но все мы поняли, о чем именно он не договорил: об исчезнувших то ли жертвах, то ли заказчиках преступлений — то ли исчезнувших просто и невесть куда, то ли зачем-то переправленных в Италию. И, конечно, обо всех этих валившихся на нас со всех сторон всё новых трупах: о Мякинине-старшем, покончившем с собою прямо в кабинете его сиятельства; о Некрасове-старшем, найденном зарезанным в подвале гимназии Видемана; о неопознанных обгорелых трупах в морге Обуховской больницы…
А если ко всему этому добавить еще и чрезвычайно странные сопутствовавшие обстоятельства — вроде некрасовской записки генералу Самойлову, — то похвальба Чулицкого, равно как и уверенность Гесса в коллегах, оказывались не слишком уместными.
Михаил Фролович понял это безошибочно и, нахмурившись, отстранился от нас: подобрал стакан и бутылку и — чуть ли уже не на правах отставного — отказался участвовать в дальнейшем обсуждении. Впрочем — вы читатель, увидите это позже — хватило его ненадолго.
Вадим Арнольдович, между тем, продолжал:
— Я не стал возражать Молжанинову на его безапелляционную уверенность в нашей общей беспомощности, ограничившись пространным «посмотрим». Молжанинов, услышав это, согласился со мной уже в третий раз и при этом, как и прежде, без всякого сарказма:
«Да, конечно, — сказал он. — Раньше времени и говорить не о чем!»
«Тогда…»
«Вернемся к нашим баранам. — Молжанинов показал мне два пальца. — Стало быть, — пояснил он, — два обстоятельства вы уже проморгали, а точнее, одно проморгали, а до причин второго не доискались… хорошо, пусть из-за недостатка времени: допускаю. Но как…»
Он загнул третий палец.
«…вы вообще объясните мое участие во всем этом?»
Я изумился:
«Но позвольте! — воскликнул я. — Именно вы и должны мне об этом рассказать!»
Молжанинов, однако, покачал головой:
«Нет, — возразил он. — Вижу, вы — на самой верхушке айсберга, истинные подоплеки происходившего вам неизвестны вовсе. Не обессудьте, Вадим Арнольдович, но при таком положении дел я не могу вдаваться в определенные подробности. Это не от меня зависит. Хотя мне-то, уж вы поверьте, скрывать совершенно нечего!»
«Вот так поворот!» — протянул я. — «О чем же тогда я могу вас спрашивать?»
Тогда Молжанинов усмехнулся:
«Н, первый-то свой вопрос вы уже задали, Вадим Арнольдович!»
«О поставщике?» — уточнил я.
«Вот именно!» — подтвердил Молжанинов.
«И вы честно на этот вопрос ответите?»
«Конечно!»
«Ну так что же?» — я слегка наклонился вперед. — «Это вы поставляли Кальбергу клиентов?»
«И да, и нет».
«То есть?» — не понял я. — «Как такое может быть?»
«Очень просто, Вадим Арнольдович, очень просто!» — Молжанинов залпом выпил третью рюмку и закусил. — «Я, разумеется, принимал самое непосредственное участие во всех этих… гм… аферах…»
«Аферах?!» — не удержавшись, вскричал я. — «Вы
Молжанинов ничуть не смутился:
«Да, — улыбнулся он, — я называю это аферами, так как на то у меня есть свои основания. Вы можете называть происходившее иначе: у вас тоже на то имеются свои основания. Просто, Вадим Арнольдович, мы с вами разговариваем на разных диалектах одного языка. Вроде слова по отдельности похожи, а общий смысл от нас ускользает. Заметьте при этом, Вадим Арнольдович, не только от вас, но и от меня тоже!»
Я вопросительно выгнул брови.
«Это просто, — пояснил Молжанинов. — Вы не понимаете меня, потому что не видите картину в целом, а я не могу вам ее показать. Я же не совсем понимаю вас, потому что ваше представление о происходящем лежит в настолько другой плоскости, что вы поневоле говорите загадками. В сущности, многое мне приходится домысливать, чтобы понять хоть что-то и — одновременно с тем — не выдать тайны, выдавать которые я не имею права».
«Ничего не понимаю!»
«Вот видите!»
«Но как же нам быть?»