Может быть, найдется там десять?

Пока, однако, они ничего не делали, вернее, все их действия носили, так сказать, оборонительный характер: двое дежурных просматривали окружающую территорию, постоянно держали в поле зрения все входы и выходы. Когда Вирга по необходимости покидала кухню, чтобы пройти в туалет, она обязательно натыкалась в коридоре на одного из гостей, терпеливо затем ожидавшего, пока она не вернется на кухню, хотя из туалета можно было исчезнуть разве что в канализацию, а Вирга такими способностями не обладала. А вообще, главным, чем они сейчас занимались, была разработка подробного плана поисков покинувших тела членов группы. Найти их было очень непросто – но возможно. И для этого надо было использовать все средства.

Кажется, то был самый молодой из шестерых, по имени Локс, первым высказавший такое предложение:

– Она, телка эта… Она наверняка насчет них в курсе, не случайно же они у нее оставили свои шкурки. Зуб даю. Ну и что, что она сразу не коланулась, мы ведь ее толком и не спрашивали. Но если подойти к этому делу всерьез…

Командир, Тиан Таргон, к которому, собственно, и была обращена эта речь, поморщился и покачал головой.

– Я тут ее просмотрел бегло, – сказал он. – Она, знаешь ли, персик.

– Ну так…

– Кажется, ты стал уже меня перебивать?

Локс на глазах выпустил из себя почти весь воздух, как-то обмяк:

– Виноват, шеф. Прости.

– Там простится… Персик она, я сказал. То есть на ощупь мягкая, на вкус сладкая, но внутри – косточка такая, что зубы обломаешь. Можно, конечно, молотком – но есть опасность ядрышко расплющить, а нам оно годится только в сохранном виде.

– Шеф, так и я ведь о том же. Молотком нельзя, конечно, но у нас ведь до утра все равно время пустое, а я за это время ее расколол бы, ручаюсь.

– Чем же это, Локс, ты ее колоть станешь?

Локс сказал – чем. Все невольно заржали. Но сам он остался серьезным. Добавил только:

– Против меня, в натуре, ни одна больше часа не выдерживала, потом сама начинала плакать и просить, чтобы поскорее… А уж сейчас, когда нам силы даны сверх естества…

– Ну ладно, – сказал шеф, – ну уложил ты ее, и что? Сразу она начнет петь, по-твоему?

– Шеф, можно вопросик, не обидишься? Прости заранее.

– Ну?

– Ты когда в последний раз с бабой спал?

– Давным-давно. Когда еще жив был. Так что любопытство твое не к месту.

– А я не из любопытства. Просто – ты забыл, значит, а может, и не знал, на что баба способна, если она к тебе загорелась… Продаст все на свете за ничего, только бы ты ее не отталкивал… Такими они созданы, и как бы ни притворялись, что такие и этакие, на деле все такие же, как и в первый день, только надо уметь так с нею обойтись, чтобы она сама это почувствовала…

– Вот как. А ты умеешь, выходит?

– Хвалиться не хочу, грешно, но у меня к этим делам талант. Не одна из них мне это говорила. Так что если позволишь… Терять-то мы ничего не потеряем, зато если удастся…

Шеф думал недолго. Решил:

– Ночь – твоя. С рассветом в любом случае выходим на поиск.

– Все понял, шеф. И уже иду.

Вирга вдруг почувствовала, что устала, как если бы весь день только и делала, что занималась хозяйством – убиралась, стряпала, возилась в саду, хотя на самом деле время прошло в безделье, зато в нервном напряжении, вполне понятном. Теперь уже настала ночь, в доме было тихо, никто ее не звал и ничего не требовал; наверное, следовало ложиться спать, полагаясь на то, что завтрашний день вместе с утренним светом принесет и какую-то ясность; такая неопределенность, как сейчас, никак не могла, по ее убеждению, продолжаться бесконечно. И, в очередной раз вздохнув, Вирга принялась готовиться ко сну.

Это не требовало никаких особых усилий: в прошлом ей не раз приходилось пользоваться кухней как запасной спальней. Диванчик, стоявший у стены напротив плиты, легко раскладывался в спальное место, достаточное даже и для двоих, стоило только откатить в сторону обеденный стол. Постельное белье хранилось в этом же диванчике, так что с ним проблем не возникало. Но другие проблемы были, и Вирга поняла это, пусть и не сразу.