Может быть, найдется там десять?

– Правильно рассуждаешь, коллега, – кивнуло мое тело. – Я и сам не сформулировал бы лучше. А что касается условий вашей капитуляции, то они предлагаются, я бы сказал, необычайно мягкие, неслыханно деликатные. Вот каковы они: вы получаете назад свои тела и уходите из этого мира куда угодно, после чего мы о вас вообще забываем. Только перед этим вам придется отказаться от поисков людей – ты знаешь каких. Вот и все. Согласен? Не тяни понапрасну время, скажи сразу «да»…

Я – против своего же тела. Это должно дать мне какие-то преимущества. Какие же? Думай быстро, быстро, не обращай внимания на его условия, ни на какие посулы, потому что в моем теле сейчас наверняка расположился один из той команды, что прибыла, чтобы выключить нас из игры раз и навсегда. Думай!..

– Пожалуй, ты почти во всем прав, – неторопливо отвечал я ему тем временем. – Но какие-то детали мне надо еще продумать. Садись, чувствуй себя как дома, не бойся, это не займет много времени. А потом мы закончим все быстро. Потерпи пять минут.

Он кивнул. Сказал:

– Не более пяти минут. И, знаешь ли, без фокусов.

– Ну, я же себе не враг…

Пять минут. Используем их до последнего мгновения. Хотя мне, полагаю, такого времени и не понадобится. Чтобы все сделать как следует, нужно действовать быстро. Очень быстро. Он сейчас настроился на пять минут, и его внимание будет возрастать к концу этого срока. А в первую минуту он невольно расслабится – даже если будет требовать от себя наибольшей концентрации.

Что я могу сделать, чем воспользоваться? У меня есть самое малое одно преимущество. Заключается оно в том, что не только я испытываю неудобства, «комплекс новосела», как мы это называем. Мой оппонент, несомненно, страдает тем же самым. Зато то тело, в котором сейчас обитает он, я знаю на порядки лучше, чем он, знаю все его плюсы и минусы, силы и слабости, все его привычки, влечения, желания, причуды, как говорится – прыжки и гримасы. И непростительным будет, если я сейчас не воспользуюсь этим преимуществом.

Использовать его было бы элементарной задачей, обладай я сейчас каналом связи с моим телом. А поскольку его сию минуту не существовало, вернее, им распоряжался нынешний насельник моего тела, следовало найти иной способ контакта, проложить обходной путь к моей оболочке, к возможности распоряжаться ею. Есть такой путь?

Мой оппонент этого не знает. А я – да. Сейчас я сыграю на слабостях моего тела. Точнее, на одной слабости, которую в свое время мне удалось взять под контроль и подавить, вывести из употребления, но которая тем не менее в физическом теле продолжала существовать и при подходящих условиях готова была вырваться наружу. Да, я ее сейчас использую, а мой «хозяин» в этом мне поможет.

При одном условии, конечно. Если вселенный в мое тело член той шестерки соответствует сведениям о таких группах, какие я в свое время почерпнул все на той же Ферме. Сейчас главным из этих сведений было: эти служители Холода являются – во всяком случае, процентов девяносто из них – космитами. То есть людьми, в свое время уже умершими. Как наш Никодим. Эти люди, при многих данных им возможностях, каких нет у нас, планетаров, кое-что и теряют. Не могут, возникая в нормальных планетарных условиях, совершать определенные действия. И в частности…

Я позволил вице-провектору обрести некоторую степень свободы, при которой он смог бы выполнить мое желание. И он начал действовать немедленно. Встал, слегка потянулся, вышел из-за стола, подошел к занимавшему всю заднюю стену кабинета шкафу – или, как у нас в свое время говорили, «стенке», – отворил одну из многочисленных дверец, открывая взглядам весьма, весьма хорошо укомплектованный бар. Извлек очень представительную на вид бутылку. Два широких бокала. Налил в один – немного, пальца на два, как я ему и велел. Похоже было, что вице-провектор делал это с искренним удовольствием, действия явно были для него привычными. Подержал бокал в руках, согревая; в кабинете запахло очень приятно – во всяком случае, для любителя. И, не глядя на сидевшего перед столом посетителя, медленно выцедил напиток, позволил языку и деснам, всему вкусовому аппарату, ощутить и оценить полученное и только после этого медленно проглотил, улыбнулся, выражая чувство наслаждения, полузакрыв глаза…

Он – то есть и я – стоял к моему телу боком, так что посетитель видел все действия хозяина кабинета с начала до конца, я же мог, не поворачивая головы, наблюдать за лицом – за моим собственным лицом, отданным другому во временное пользование.

В моих расчетах, по-моему, уязвимых мест не должно было быть. Обоняние, вкус – все это оставалось при плоти с низшими из тонких тел даже на время отсутствия верхнего пакета, то есть души. И запах был уловлен и совершенно точно определен, зрение не упустило ничего, проследило за всем процессом от доставания бутылки до заключительной улыбки, а органы вкуса извлекли из памяти имевшиеся там воспоминания; рот наполнился слюной, которую моему захватчику пришлось проглотить…