Может быть, позже....

Вопреки расхожему мнению, что адвокаты и честность – две вещи не совместные, Мария врать не умела. Поэтому для себя Быстрицкая сразу установила другой стиль работы. Только опираясь на факты, на имеющиеся доказательства, которым она умела давать вполне логичное объяснение, благоприятное для интересов защиты, Быстрицкая всегда создавала ту картину происшедшего, которая ей была нужна, находила лазейки в документах, добивалась нужной квалификации, нужного приговора, который мог устоять в любой надзорной инстанции. Ее правилом было сформулированное ею же утверждение, что идеальных обвинительных заключений не бывает. Зная, что ложь рано или поздно выходит наружу, она не пользовалась ею, но, даже защищая заведомо глупую позицию клиента, пыталась найти как можно больше разумных доводов в пользу защиты. Так было с большинством дел, но иногда встречались настолько интересные обстоятельства, что Быстрицкая, забывая о своей адвокатской стезе, начинала рыть землю не хуже любого детектива. Сколько раз они со Стожаровым спорили в такие моменты, ругаясь на чем свет стоит и клянясь, что никогда больше не поздороваются друг с другом, даже если солнце упадет на землю. Но проходило время, интуиция Марьи торжествовала над поспешной логической выкладкой следствия. Стожаров, умница, признавал ее правоту и угощал кофе с коньяком с очередной премии за раскрытие.

В этот раз Быстрицкую снова распирало любопытство: просто так бы Андрюша посреди ночи не позвонил, но он молчал, как партизан. И она решила из принципа сделать вид, что забыла об этом.

Вернув бумагу Стожарову, Марья пожала плечами:

– Нормальные показания, что еще скажешь?

– Ну-ну, – промычал с сомнением в голосе Андрей.

В этот момент в заставленный разными вещдоками кабинет втиснулся широкоплечий опер из «убойников» – Данила Громов:

– Привет, заводить что ли? Привет, Маш.

– Привет, – отозвалась Быстрицкая и перевела вопросительный взгляд на Стожарова.

– Заводи, – разрешил тот. – А мать пусть пока в коридоре подождет. Потом покормит своего балбеса.

В кабинете появился Панин – маленький, худощавый, с уверенным взглядом. Увидев Быстрицкую, он явно расслабился и, здороваясь, едва заметно улыбнулся ей.

Начиналась работа.

Часа через три, вдоволь налюбовавшись сценой из мелодрамы «мать, рыдающая над своим непутевым сыном», Стожаров удалил семью Паниных из кабинета восвояси и с облегчением откинулся на спинку стула и возвел глаза к потолку:

– Господи, как ты это все терпишь?

– Он уже привык, – заметила Марья и стала демонстративно складывать свои записи в сумку, немного задетая таким долгим молчанием Стожарова.

– Погоди, – остановил ее Андрей.

Он не поленился даже подняться и запереть дверь, чтобы кто-то не подслушал случайно разговор. Затем вернулся на место и вытащил из верхнего ящика тонкую папку-скоросшиватель.

Вот оно, пронеслось в голове Быстрицкой. Наконец-то!

Андрей между тем покопался в немногочисленных протоколах, проверяя, все ли они тут, и придвинул дело Марии:

– Читай.

Первым делом она нашла рапорт об обнаружении признаков преступления и протокол осмотра места происшествия. Дело и впрямь было громким. Не далее как сегодня утром, собираясь на работу, Быстрицкая собственными глазами видела репортаж с места событий. Еще бы: один из самых крупных бизнесменов области Владимир Александрович Смирнов был найден накануне в туалете собственного офиса мертвым! Вся областная власть на ушах теперь будет стоять, областной прокурор взял дело под личный контроль. Только вот каким боком здесь Быстрицкая? Подозреваемых может быть масса, у каждого давно имеется свой навороченный адвокат… Мария вопросительно взглянула на Стожарова.

– Читай, потом объясню, – подбодрил Андрей.

Ну что ж, на первый взгляд – обычное дело: подозрения на сердечный приступ, признаков насилия на трупе не обнаружено, в туалете в момент смерти находился один… Кстати, откуда это известно? Ах да, объяснения его телохранителя Станислава Кротова: курил на улице один, потом зашел в туалет, увидел Смирнова, который уже хрипел в предсмертной агонии, побежал за помощью, на пороге столкнулся с уборщиком Сережкой (фамилия? Да черт его знает, какая у него фамилия), оба побежали в приемную вызывать скорую и милицию. Шефа до этого видел в кабинете: ругался с женой. Жена хлопнула дверью и убежала. Секретаря Катю шеф в итоге отправил, видимо, с досады в магазин, Кротов ее лично до двери проводил, потому и курил потом на крыльце. Кто такой Кротов? Да обычный тридцатилетний крепыш, бывший десантник, прошел Кавказ, теперь вот служит на благо долгого экономического процветания руководства…

Уборщик Савичев, естественно, дублирует рассказ Кротова. Только получается, что Кротов сам себя подставил: ведь он нашел тело и алиби у него нет, его никто не видел примерно полчаса. Что делал шеф в эти полчаса – тоже неизвестно: приемная была пуста. И вот, как раз когда Кротов зашел в туалет, Смирнов умирает. Очень кстати. И почему Кротов не воспользовался мобильником, а побежал куда-то? Очень странно как-то все…