Может быть

Пришла в себя она только через сутки. Сначала наступила боль – тупая ноющая боль в голове. Тело, все, до самой мельчайшей клеточки, ломило. Онемевшие руки и ноги напрочь отказывались выполнять даже самые простейшие операции. Кое – как, ценой практически неимоверных усилий, неудавшаяся самоубийца на четвереньках выползла из ванной. В комнате надрывался телефон. Свечи, более или менее обгоревшие, погасли все до одной. Большинство роз завяло. Только нежный шелк простыней оставался таким, как и прежде. Сил хватило только на то, чтобы доползти до кровати, упасть на нее и провалиться в глубокий, полубессознательный сон.

Пространство просто исчезло.

Пустота. Хвала Богам, что без всяких дурацких кубиков…

Следующее воспоминание – непрерывный звонок телефона и настойчивый стук в дверь. Мобильный молчал, разрядившись, скорее всего, от непрерывных звонков. Ужасно болела голова, но до этого, увы, никому не было никакого дела. Что ж, программа проста – попытаться слезть с кровати, как-то (пока неизвестно, как именно и осуществимо ли это вообще) добраться до двери, повернуть ключ и снять цепочку. По правилам, конечно, лучше не снимать, вдруг там враги – бандиты, например. С другой стороны, разве об этом должен думать тот, кто только что неудачно попытался покончить с жизнью? Потом, наверное, нужно будет еще объясняться с посетителями. Проще всего, конечно, послать, но ведь не поймут. Обидятся, конечно, но все равно не отстанут.

Встать с кровати – слишком сложно. Голова, зараза, предательски кружилась, а ноги самым подлым образом подкашивались.

Удалось с третьей попытки.

Пока все идет по плану.

Теперь, держась руками за стены, медленно-медленно идти к двери, по пути пытаясь сообразить, чего бы такого накинуть на себя, чтобы не показаться слишком раздетой, если вдруг за дверью окажется мужчина.

Получилось. В смысле, дойти. Мысль об одежде была сразу же отброшена как невыполнимая.

Повернуть ключ.

Снять цепочку.

На последнее – открыть дверь – сил не хватило. Хорошо, что назойливые посетители этого и не ждали. Последнее, что запомнилось перед погружением в очередную пустоту, было встревоженное лицо подруги с работы. Того, как бегала консьержка Валентина Павловна, как подруга что-то торопливо объясняла в телефонную трубку, как саму ее аккуратно перенес на диван сосед сверху – огромного роста спортсмен-баскетболист Иван, как приехала «Скорая» она не видела. Осталось за пределами ее сознания и дорога до больницы, приемное отделение, больничная суета, приглушенный свет многочисленных приборов реанимации и целых три дня жизни, наполненные частыми посещениями врачей, звонками с работы и бесполезными визитами все той же единственной подруги.

Сознание вернулось так же неожиданно, как и исчезло. Она вдруг, совершенно неожиданно, но оттого не менее отчетливо поняла, что жива. Другой вопрос, нужна ли ей была эта жизнь, но решение его она предпочла отложить на будущее. Потом были бесконечные консультации врач, укоризненные взгляды медсестер, перевод в общую палату и даже консультация то ли психолога, то ли психиатра. Врачеватель человеческих душ попросил выполнить несколько тестов, долго расспрашивал про детство, после чего, быстро взглянув на часы, раскланялся и убежал по каким-то своим неотложным делам. Разговаривать с соседками не хотелось, да и они, задав несколько вопросов и не получив на них ответов, от нее отстали.

В принципе, чувствовала она себя хорошо. Ее уже не тошнило, и почти ничего не болело, за исключением души, разумеется. Разговаривать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. А самым главным на тот момент ей казалось рассмотреть все трещинки на потолке и каждую классифицировать по степени принадлежности к тому или иному предмету. Бесформенная клякса в углу – едва заметный подтек – была, к примеру, похожа на гигантского паука, притаившегося в ожидании легкомысленно попавшейся в его сети жертвы. Легкие трещинки, разбегающиеся по потолку, и были этой самой паутинкой. Жертвой, как ни странно, она чувствовала себя – муха, попавшая в прочную паутину жизни, и запутавшаяся в ней. А в углу, пусть еще невидимый, но оттого не ставший менее страшным – притаившийся паук, поджидающий несчастную жертву.