Может когда-то она и была Лолитой, но не теперь (СИ)

– Мама! – кричу, входя в дом. – Разувайся, вытри лицо и руки горячим полотенцем! Тапочки в пакете! – кричит мне она. Картинно закатываю глаза. – Ты помешанная, мама. Помешанная! – бормочу. Стягиваю кроссовки, снимаю носки. Вскрываю пакет с одноразовыми, органическими сланцами, обуваю. Вытягиваю из контейнера горячее влажное полотенце. Лицо, ладони, каждый палец. Ненавижу. Кожу будто клеем стягивает. – Всё? Изоляционный душ принять? – кричу. – Пошути мне ещё! – выходит из-за угла Констанс, крепко прижимает к себе, целует в щёку. – И как твои девицы терпят эту щетину? Она будто из игл! – Им нравится, мам! – отвожу глаза. – Привёз тебе алоэ! – киваю на горшок с растением. – Спасибо, малыш! Будешь обедать? – вытирает руки полотенцем. Замечаю, что пальцы в краске. – Опять цветы? – киваю на многочисленные картины с орхидеями на стенах. – Опять! – улыбается мама. – Пойдём! – приказывает.

Мне не нужен был какой-то мужчина в семье, которого я бы называл отцом. Мама была для нас обоими родителями.

Кормит меня обедом. Болтаем. Рассказываю о ночной выходке Джареда. Она смеётся. Господи, как же я счастлив, что она большую часть времени улыбается. Я причинил ей столько боли, когда был юным. Рад, что сейчас мы сделали всё, чтобы огородить её от каких-либо переживаний. Надеюсь, она самая счастливая шестидесятилетняя женщина Америки!

До самой ночи зависаю у брата. Страдаю ерундой. Наблюдаю перепалку Джареда и Эммы.