Может ли православный быть эволюционистом

Вот и для корректной оценки библейского повествования важно понять, какие смыслы оно стремится донести до нас, на какие вопросы ответить, от каких ответов на них предостеречь. Как мудро сказал отец западной церковной истории кардинал Бароний: “Намерение Священного Писания в том, чтобы научить нас тому, как идти на небо, а не тому, как идет небо” (слова, позднее повторенные Галилеем)[2].

Главный вопрос Шестоднева: в каких отношениях находятся Бог и человек. Почему у Бога есть требования к человеку (закон)? Почему у людей есть право на надежду. Надежду на прощение, на помощь и заботу со стороны Бога? Дважды в Библии задается вопрос о человеке. Можно сказать, что все Писание есть ответ на этот вопрос. Само Боговоплощение есть ответ на этот вопрос. И этот вопрос оба раза ставится в Библии в одинаковых словах - "Что есть человек, что Ты помнишь его и сын человеческий, что Ты посещаешь его?". Но однажды он выкрикивается Иовом (Иов 7,17) - с горечью и недоумением, с мольбой отстать от него, оставить мучающегося человека в покое от жгучих Божьих касаний: доколе, Господи, Ты будешь требовать верности Тебе, Который Своей любовью ко мне разрушил весь мой мир... Второй раз эти слова произносятся Давидом (Пс.8,5) - с благодарностью за то, что вся ненависть мира не может сокрушить Божией любви к Своему помазаннику... В бездне, разделяющей эти две интонациями одних и тех же слов, вмещается вся антропология.

Чтобы понять это, и надо присмотреться к тому, как Библия показывает возникновение мира, вхождение человека в мир и его предназначение в нем.

3. В ответ на дежурные упреки в адрес “библейской мифологии”, можно заметить, что именно с мифологией Библия и борется[3]. Борется не только своим словом, но и своим молчанием. Замечательно отсутствие в Библии теогонии. Именно теогонии, то есть рассказы о бесконечных эволюциях, браках и рождениях богов, наполняют мифы Индии, Греции или Шумера. Мир людей, мира материи при этом возникает как некий побочный продукт сложных интриг богов между собою. Боги решают свои проблемы – и в ходе их решения возникает человек.

Но в Библии теогонии нет. “В начале создал Бог”. Гадания о том, что было прежде этого нашего «начала», бессмысленны. В иудейской традиции обращалось внимание на то, что написание буквы "бейт", с которой начинается слово "Берешит" (а, значит, и вся Библия) представляет собою квадратную скобку, открытую в сторону продолжающегося чтения текста и закрытую в противоположную. Начертание буквы отгораживает с трех сторон пространство текста: от того, что сверху, что выше нашего понимания, от того, что снизу, то есть не достигает уровня нашего восприятия, ниже порогового уровня его, и от того, что было до. Отсюда выводится мысль о том, что исследованию может подлежать лишь то, что сообщается в дальнейшем тексте, но не нечто предшествующее или запредельное[4].

Итак, Изначальный и Первичный Бог сам, непосредственно приступает к творению мира. Библейский Бог не брезглив. Это свойство Божие подчеркивали ветхозаветные пророки, уподоблявшие Израиль найденышу. Бог говорил Израилю: “При рождении твоем пупа твоего не отрезали, и водою ты не была омыта, и пеленами не повита. Ничей глаз не сжалился над тобою, но ты выброшена была на поле, по презрению к жизни твоей, в день рождения твоего. И проходил Я мимо тебя, и увидел тебя, брошенную на попрание в кровях твоих, и сказал тебе: “живи!”» (Иез. 16,4-6). Нет у Бога чувства брезгливости по отношению к Своему созданию, и Господь нисходит в любые трущобы для того, чтобы найти одну пропавшую овцу. Бог не стесняется непосредственно, Своими руками созидать материальный мир.

Далее, библейский рассказ антропоцентричен и в некотором смысле геоцентричен. Во многих других космогониях человек есть зачастую нежелательный результат тления некоего прачудовища или же служебное существо. Для богов, решающих свои внутренние проблемы, становится необходимым, между прочим, создать и легион людей, гомо сапиенс, неких странных кентавров, совмещающих духовное начало с материальным.

Библейский рассказ в этом смысле резко отличается от небиблейских космогоний. Человек любим Богом, и в сознательной, свободной любви Бог творит человека. Геоцентричность библейского рассказа является естественным выводом из того, что сказано выше. Земля помещается в центр повествования и многие события пишутся как бы с точки зрения земного наблюдателя. Именно на земле, не где-то в небесах, на третьем небе или на седьмом, а здесь, на земле, будет совершаться мистерия нашего спасения. В этом смысле геоцентрично и Евангелие, и книга Бытия как преддверие Евангелия, тень Евангелия.