Может, не будет завтра…

– Я не должна была так танцевать, – Ирина опустила голову, приблизилась к нему и коснулась ладонью его груди, – Вербов, сегодня я танцевала для тебя – для доктора, который спас мне жизнь! – Она сделала шаг назад, повернулась к Вадиму спиной и отошла к портьере.

Конкурс продолжался. Зал смеялся, одобрительно хлопал в ладони, замирая, в немом ожидании и взрывался после каждой удачной реплики на сцене. Вадим смотрел, на стоящую, спиной к нему, у портьеры жену Игоря. Он чувствовал её напряжение. Наваждение начинало повторяться снова. Только теперь не было, сцены, луча света, музыки и двигающейся ей в такт красивой женщины. Было другое. Приподнятые в напряжении плечи, с падающими на них волосами, перехваченная цветным платком талия и зажатая в женской руке ткань портьеры… Ирина ждала прикосновения. Слов. Опущенных на плечи рук. Ждала возможности, вздрогнув от шагов за спиной, откинуть голову назад и коснуться губ…

Вадим тряхнул головой. Наваждение было опасным с далеко идущими последствиями.

Со сцены, под бравые аккорды музыки, символизирующие окончание еще одного этапа борьбы, вернулась команда Ирины. Все столпились возле своей учительницы. Вадим, забрав свою и Игоря сумку, вышел на улицу. Прислонившись к стене, закурил. Морозный воздух обжог лицо. Игорь и Ирина слишком любили друг друга, чтобы толковать сказанное ею – превратно. Просто, после больничной койки Ирку стало сильно заносить не туда куда надо, но это всё равно когда-нибудь должно было пройти…

ГЛАВА 2

Больница спала. Лишь окна больничных коридоров и реанимационного отделения светились в ночи тусклым светом.

Неяркий свет ламп отражался от стен, выложенных белым кафелем. Из трёх кроватей, стоявших в палате реанимационного блока, одна была занята молодой женщиной. «РОШка», равномерно цокая, через подсоединенные к ней шланги дышала за больную, поднимая и опуская, свой поршень в большом прозрачном цилиндре. Смерть, наверное, давно болталась без дела, ожидая, когда ей отдадут измученную болезнью жизнь. Но, лекарства ещё держали давление, и практичная дама – смерть, готовая предоставить покой и облегчение всем кто не пожелает, терпеливо ждала своего часа.

Вадим стоял посреди комнаты, глядя на бледное, с закрытыми глазами лицо. Его не отталкивали ни вид истощённого, с сухой кожей тела, ни слегка сладковатый запах гноя, исходивший от разлагавшейся плоти… Наплевав на все доводы коллег, он держал Ирину третьи сутки, на капельницах, не давая уйти из этого суетного мира. Её история болезни, полная записей, анализов и осмотров, являла собой документальное свидетельство приближающегося конца. Всё было предрешено заранее – в разваливающейся в конце «перестройки» стране, больница бедствовала без медикаментов, не имея порой, самого необходимого. Упрямство врача Вербова, граничащего с безумием, трудно было понять. Да он и не нуждался ни в чьём понимании.

Сегодня произошло то, что Вадим ждал все эти дни. Состояние другой женщины – больной Татьяны Буториной, находившейся в соседней палате, стабилизировалось. Ничто не угрожало больше её жизни. В сейфе процедурного кабинета, занимая всю верхнюю полку, лежали остродефицитные ампулы и упаковки с импортными лекарствами, которые достал для своей дочери отец Татьяны – влиятельный в области человек. Вадим «провёл» их в истории болезни Буториной на перерасход. Совесть не мучила. Ключ от металлического ящика с красным крестом давно лежал в кармане его халата.

Вадим вышел из палаты в коридор. Постовая медсестра, склонившись над столом, что-то писала.

– Лена, иди спать, – подойдя к ней, не громко сказал он.

–Вы что, Вадим Николаевич, мне ещё столько Ветлицкой растворов «капать»…

–Я «прокапаю», всё равно книгу дочитать надо. Утром обещал отдать, а у тебя завтра – дети, муж…

– Девочки говорят: – Вы здесь третьи сутки не спите.

– Сплю, – Вадим нетерпеливо похлопал её по плечу.

– Ваша знакомая – Ветлицкая, совсем плохая, умрёт скоро… «Дофамина» три ампулы осталось…

Ничего «мезатон» есть.

Медсестра вздохнула, ничего не сказав, встала со стула. Вадим понимал её вздох – «мезатон» в считанные часы сожжёт последние резервы ослабленного организма, после чего давление упадет на ноль… и смерть вступит в свои права.

Медсестра Лена ушла, оставив его сидящим «на посту», с открытой книгой в руках. Выждав немного, вслушиваясь в тишину, Вадим встал из-за стола.

Первым, из лекарств Буториной, был немецкий препарат «Таревид» – прозрачная, зеленоватая жидкость. Он тормозил синтез ДНК бактерий. Вадим лил его Ирине почти «струйно», в ударной дозе. К пяти утра стояла батарея пустых флаконов из под самых разных лекарств. Теперь, когда миллионы микроорганизмов, пожиравших чужую жизнь, гибли сотнями тысяч, ежесекундно, возникла другая, не менее страшная опасность – молниеносный токсический шок. «Преднизолон», собранный им, по всем отделениям, не мог спасти положения. Нужен был «гемодиализ».