Можете вы одолжить нам своего мужа

Как быстро те двое подкопались. Думаю, что не позднее, чем на четвертое утро, сойдя к завтраку, я обнаружил, что они передвинули свой стол к столу девушки и развлекают ее в отсутствие мужа. Они делали это превосходно; впервые я увидел ее раскрепощенной и счастливой - и она была счастлива, потому что говорила о Питере. Питер является агентом фирмы своего отца, где-то в Хэмпшире, у них там три тысячи акров. Да, он любит верховую езду, и она тоже. Все в движении - именно о такой жизни она и мечтает, когда вернется домой. Время от времени Стивен вставлял слова в духе старомодного вежливого интереса, чтобы поддержать ее рассказ. Оказалось, что он однажды декорировал какой-то зал по соседству с ними и знал фамилию одного семейства, знакомого Питеру - Уинстенли, кажется, - и это пробудило в ней громадное доверие.

- Это один из лучших друзей Питера, - сказала она, а эти двое сверкнули глазками друг на друга, как ящерицы язычками.

- Подходите, присоединяйтесь к нам, Вильям, - сказал Стивен, но только после того, как заметил, что я могу их слышать. - Вы знакомы с миссис Трэвис?

Как я мог отказаться сесть за их стол? Но присоединившись к ним, я становился как бы их союзником.

- Тот самый Вильям Гаррис? - спросила девушка. Это была фраза, которую я ненавидел, но даже и ее она преобразила своей аурой невинности. Ибо она обладала способностью делать все новым: Антиб стал открытием, а мы были первыми чужеземцами, которым предстояло это открытие. Когда она сказала: Конечно, я боюсь, что не прочитала толком ни одной вашей книги, - я услышал набившее оскомину замечание будто впервые; оно даже показалось мне доказательством ее искренности - я едва не написал: ее девственной искренности. - Вы, должно быть, знаете очень много о людях, - сказала она, и снова я услышал в этом банальном замечании мольбу - мольбу о помощи - против кого, против этих двоих или мужа, который в этот момент появился на террасе? У него был такой же, как и у нее, нервозный вид, с такими же тенями под глазами, так что посторонний, как я и упоминал, мог бы принять их за брата и сестру. Он заколебался на мгновенье, когда увидел всех нас вместе, и она позвала его: - Иди сюда и познакомься с этими чудесными людьми, дорогой. Похоже, что ему это не очень понравилось, но он угрюмо сел и спросил, не остыл ли кофе.

- Я закажу еще, дорогой. Они знают Уинстенли, а это тот самый Вильям Гаррис.

Он равнодушно взглянул на меня. Я думаю он вспоминал, не имею ли я отношение к костюмам из твида.

- Я слышал, что вы любите лошадей, - сказал Стивен, - может быть, вам и вашей жене захочется поехать с нами на ланч в Кань в субботу. Это завтра, не так ли? В Кане очень хороший ипподром...

- Я не знаю, - сказал он осторожно, глядя вопросительно на жену.

- Но дорогой, конечно, мы должны поехать. Тебе это понравится.

Его лицо внезапно прояснилось. Я полагаю, его смущали светские приличия: можно ли во время медового месяца принимать подобные приглашения. - Вы очень любезны, - сказал он, - мистер...

- Давайте сразу попроще. Я Стив, а это Тони.

- Меня зовут Питер, - сказал он мрачновато. - А это Пупи.

- Тони, ты повезешь Пупи в "спрайте", а мы с Питером поедем на автобусе (у меня создалось впечатление - думаю, и у Тони тоже, - что Стивен выиграл очко).

- Вы тоже поедете с нами, мистер Гаррис? - спросила девушка, называя меня по фамилии, словно хотела подчеркнуть разницу между ними и мною.

- Боюсь, не смогу. Мне нужно спешить с работой.

Я наблюдал в тот вечер с балкона их возвращение из Каня и, слыша, как они смеются вместе, я подумал: "Враг внутри крепости; теперь это только вопрос времени". Значительного времени, поскольку они действовали очень осторожно, эти двое. И речи быть не могло о быстром наскоке, который, я подозреваю, и был причиной синяка на Корсике.

4

У этих двоих вошло в обычай развлекать девушку во время ее одинокого завтрака до появления мужа. Я теперь никогда не садился за их стол, но обрывки разговора доносились до меня, и мне казалось, что она никогда уже не была такой веселой, как раньше. Даже чувство новизны ушло. Однажды я слышал, как она сказала: - Здесь совершенно нечего делать, - и меня поразило это весьма странное наблюдение, высказанное молодой женой во время медового месяца.

А затем однажды вечером я встретил ее в слезах около музея Гримальди. Я ходил за своими газетами и по укоренившейся привычке обошел вокруг площади Националь с обелиском, воздвигнутым в 1819 г. в честь - замечательный парадокс - лояльности Антиба к монархии и его сопротивления "чужеземным захватчикам", пытавшимся восстановить монархию. Затем по установившемуся порядку я пошел через рынок, старый порт и мимо ресторана Лу-Лу вверх по дороге, ведущей к собору и музею, и там, в серых вечерних сумерках, когда еще не зажглись фонари, я увидел ее плачущей под скалой замка.