Можете жаловаться

— Тогда за дело! — провозгласил Михаил Михайлович, снял пиджак и повесил ею на спинку стула. В общем-то он был рубаха-парень. — А ну, друзья, взяли! Еще раз — взяли! К стенке, к стенке поближе. Ты, друг, заходи с той стороны. Ну!

Диван и шифоньер поменялись местами.

Михаил Михайлович вытер пот с лица и уселся за шахматный столик с видом человека, который шел мимо пруда или речки и, увидев тонущих неразумных детей, спас их.

На следующий вечер в квартире Пузырьковых снова прозвучали три звонка. Заложив руки за спину, Михаил Михайлович постоял на пороге каждой комнаты, потом так же загадочно, как и накануне, изрек:

— Дурак!

— Это ты про кого? — несмело поинтересовался папа Пузырьков.

— Про себя! — добродушно отозвался Михаил Михайлович. — Диван мы передвинули, это правильно. И шифоньер тоже. А книжный шкаф так и будет стоять на пути?

— Почему на пути? Он в стороне.

— В стороне! — саркастически повторил Михаил Михайлович. — Ничего себе в стороне! Весь вопрос, в какой стороне. Вернее, спросим, на какой стороне? Ответим: на южной.

Книги вытаскивали всей семьей и потому справились с этой работой еще засветло. Книжные шкафы оказались нетяжелыми. Но попутно выяснилось, что ковер повесили явно не на месте, с чем согласилась даже бабушка, а ведь о ее упрямстве передавались в семье легенды. И торшер приткнулся в угол «как неприкаянный». Следовало внести коррективы. К полуночи перестановку закончили, и Михаил Михайлович, так и не дав мата Алексею Ивановичу, ушел домой, сопровождаемый несколько даже чрезмерными благодарностями Пузырьковых. (Не спала даже Надя, за что и была на следующий день наказана двойкой по арифметике.)

До субботы Дубов приходил ежедневно. Он принес вычерченную дома «схему реорганизации». Дедушка стал звать его Мишей и помогал снимать и разбирать люстру. Под руководством его и бабушки женское население квартиры определяло, как лучше передвинуть газовую плиту на кухне. («Для двух газовщиков работы на полвоскресенья».)

— В воскресенье же мы собрались пойти в цирк… — захныкала Надя.

— Отложим, невелико дело, — неуверенно сказал папа Пузырьков.

В выходной утром раздались три звонка.

Дедушка, не спавший по стариковской привычке с пяти утра, как-то судорожно дернулся, одетый снова лег в постель, натянул на себя одеяло и сделал вид, что задремал.

Бабушка побледнела и тихонько прокралась в комнатку рядом с ванной.

Мама, накрывавшая на стол к завтраку, встала у косяка и безнадежно закрыла лицо руками.

Сам папа Пузырьков замер, держа зубную щетку на полпути ко рту, как будто беднягу поразил паралич.

Несмышленыш Надя проговорила, тараща глаза.

— Ничего себе, это он!

— Т-с-с! — легчайшим шепотом остановила ее мама.

Раздалась вторая серия из трех звонков. Потом третья.

Никто не шевелился, точно вся семья играла в живые картины.

На лице папы Пузырькова, отделенного от гостя непроницаемой дверью, блуждала блаженная улыбка.

Мама заулыбалась тоже и нежно посмотрела на папу.

Из дальней комнаты в столовую, одетый, но скинув туфли, в одних носках прокрадывался дедушка Пузырьков. Его душил смех, но старик крепился изо всех сил.

А звонок надрывался. И все сериями: три звонка, три звонка, три звонка…

С тех пор Дубов обиделся и больше не приходил. Папе Пузырькову пришлось подыскать себе нового партнера для шахматных баталий.

Бастион Пузырьковых отстоял свою независимость. Очередной реорганизации не произошло.

ГРОБЕ-ЦИЦЕРО

В субботу, когда Сережа совсем уже собирался домой, редактор вызвал его и строго сказал:

— Вот что, юноша, вы теперь репортер со стажем: месяц проработали. Есть серьезное задание: районный прокурор прислал статью. Тема важная: борьба с нарушением трудового законодательства. Но слог, признаться, корявый. Выправьте деликатно, а в понедельник забегите к прокурору и согласуйте.

И прибавил поощрительно:

— Не все вам сидеть на мелкой хронике.

Сережа испытал горделивое чувство — доверяют! — и в то же время расстроился: только что он спускался в типографию, заглянул к корректорше Зое и условился в воскресенье с утра отправиться на речку. А когда же править?

«Ничего! — подумал Сережа. — Возьму статью с собой и после прогулки, не заходя домой, — прямо в редакцию. Часа за два сделаю».

Утром он с Зоей плавал, калился на пляже, бродил по лесу. Завтрак в соответствии с заранее составленным планом организовали на берегу реки в уютном местечке. Зоя стала вынимать из сумки разную снедь.

— Эх, память девичья, — самокритически заметила она, — салфетку, конечно, забыла.

В карманах Сережи тоже не оказалось ни салфетки, ни скатерти. Но он с деланной небрежностью вытащил статью районного прокурора и положил на траву:

— Используем этот научный труд. От этого он ничуть не потеряет своей актуальности.

Уже по одной такой фразе можно было предположить, что и лице Сережи растет фельетонист — будущий сатирический гений районного масштаба.