Можно я побуду счастливой?

Она посыпала картошку репчатым луком, зеленым, только что нарезанным укропом, заливала все это ароматным подсолнечным маслом и присыпала крупной, сверкающей, словно осколки алмазов, солью – не просто картошка в плошке, а сказка, аромат, фантазия и красота.

– Нет, вы посмотрите! – призывала она.

Или клала ломтик розового сала на горбушку черного хлеба и рядом редиску – влажную, розовую, блестящую.

А бабушкин завтрак? Аромат какао, разносящийся по квартире, тонкие куски свежего батона за тринадцать копеек, с вологодским маслом, пахнувшим сливками, и с ломтем дырчатого, янтарного сыра? Или с докторской, со слезой, колбасой? А молочная рисовая каша с кусочком свежего масла, которое медленно, островком, тает в наших тарелках?

А еще свежий бублик, посыпанный поджаренным маком? Горячий, с растопленным маслом и стаканом свежего молока.

Мы научились ценить человеческий труд, уважать его плоды и получать от этого удовольствие.

Вот кратенькие приписки к ее рецептам, ее комментарии: «Вот из этого теста (на литр молока) получается пятьдесят пирожков. Гарантирую – пальчики оближете, мои дорогие!» или: «солянка охотничья – сыт будешь три дня!»

Я стараюсь вернуть людям ощущение детства, ностальгию по нашей жизни, по нашим привычкам.

Во Франции я удивлялась: через тридцать-сорок километров встретишь свою, самобытную кухню – на юге тебе подадут косуле – блюдо из фасоли и мяса. Шукрут попробуешь в Эльзасе. В Лионе гордятся блюдами из свинины, в Бургундии потрясающие улитки и блюда из них. В каждой провинции свое вино.

В России в советские времена было все просто – шашлык, борщ, лангет и салат оливье. Все! И это при огромном, богатом наследии!

Я счастлива, что русская кухня сейчас возрождается, нам есть чем гордиться.

Но вернемся к детям. Даниэль, мой младший, был со мной все эти годы, не разлучался со мной никогда – по сей день мы живем и работаем рядом. Даниэль жил в Меленках, в Иваново, в Плесе. Мотался с нами в машине, когда мы искали «наше» место, наш дом. Спал в палатках в спальном мешке. Сейчас мой сын – мой помощник, поддержка и – главный критик. Он счастливо женат на девочке из наших любимых Меленок. У них растет дочка Юнна – моя первая и пока, к сожалению, единственная и обожаемая внучка.

А мой Андре заскучал – по своей родине, по земле, по соотечественникам. И я его поняла – я тоже ведь испытала подобное. Сейчас он живет в городе Туре. Создал там литературное общество, собрал вокруг себя людей, близких по духу, преподает и, по-моему, счастлив.

Вокруг него ученики и соратники. Он снова в своей стихии, в любимом климате – там много солнца и много тепла, там – его земляки, и он говорит на своем языке. Пьет любимое красное вино и закусывает своим любимым сыром. Издает свои книги.

Он доволен и счастлив. Мы, конечно, общаемся, видимся, приезжаем друг к другу. Но жизни наши, увы, разделились – каждый выбрал свое.

Возможно, мы устали друг от друга – наша жизнь была слишком бурной, слишком наполненной событиями и переменами.

Когда-нибудь все кончается…

Но – я не грущу! И благодарна ему за многое – в том числе и за опыт, бесценней которого нет.

Кстати, Андре до сих пор поклонник России. По-прежнему любит ее, защищает и часто старается оправдать.

А мама так у меня и не побывала… Не погостила. Ни в Париже, ни здесь, в моем Плесе…

Так и не захотела она мной гордиться.

Разговор с Леной

Мне всегда очень хотелось взять интервью у необычного человека, получить ответы на многие волнующие меня вопросы.

Я нашла опросник Пруста. Великий французский писатель несколько раз в жизни отвечал на подробные анкеты, очень это любил – очевидно, таким образом лучше понимал себя. Я добавила к его анкетам пару вопросов, которые были мне любопытны. Надеюсь, что Пруст не обидится! Вот и поехали, Лена!

– Когда тебе было труднее всего?

– Во Франции! Я много работала, но не получала удовольствия, потому что не было того общения, которого мне хотелось. Тогда я «теряла» родную речь, свою языковую среду, мир был для меня словно смазан, не сфокусирован, вкус к жизни утерян. Словно ты в очках с чужими диоптриями.

– С чем тебе было бы легче смириться – с чувством обиды или чувством вины?

– С чувством вины мне было смириться бы тяжелее! Наверняка!

– Когда тебе было страшнее всего?

– Мне было страшно до моего сна очень часто. Я боялась разочаровать своих близких. Меня часто мучили сомнения.

– Ты боишься смерти?

– Нет! Я заранее за все благодарна! Чувства страха перед смертью у меня нет.

– Ты отличаешь любовь от страсти? И было ли у тебя второе?

– Любовь – это путь долгий и трудный. А страсть – ураган, тайфун. Но – с очень коротким сроком действия. Было, по счастью, и то и другое.

– Что для тебя патриотизм? Понятие родины?