Можно любить и лысых

— Три года назад у меня был тиф, после чего выпали волосы, будто иголки с артишоков, да так и не выросли.

— Как ты познакомился с мадам Бордо?

— Случайно. На улице. Я возвращался вечером на мотоцикле через Марли. У нее случилась авария возле Сены. Ну, мы и познакомились.

“Сена, мамаша, Париж”. Что-то роднит меня с этим парнем, развязным, неуживчивым бродягой и шалуном.

Я мог стать таким же, если бы родился в более скромной обстановке, чем моя.

— Вы не разрешите мне помыть руки? Я больше не могу…

— Иди.

Он направляется к цинковому умывальнику. Его лицо свела судорога переживания.

— Как это могло случиться с моими руками?

Вместо ответа я пожимаю плечами.

Берюрье не увлекла вся эта история, и он уснул в полотняном кресле, сложив руки на объемистом животе. Он храпит со свистом через нос, с рокотом через рот, и это напоминает разгрузку машины с щебенкой.

— Значит, ты помог Валерии в аварии?

— Не совсем, потому что я не силен в этом. Я просто сходил к ближайшему гаражу и прислал оттуда буксир, а Валерии предложил свой мотоцикл. Она согласилась. Ей даже было забавно.

— И вот тогда.

Он пожимает плечами.

— Я привез ее домой. Там никого не было: муж ее снимался где-то в провинции, а у прислуги был выходной день. Я далее не предполагал тогда, кто она такая! Уже когда вошел в дом и увидел фото Кристиана Бордо, она назвала мне свое имя. Она угостила меня виски, потом еще. Я не привык к спиртному, и голова у меня закружилась Я начал с ней заигрывать, и она оказалась не против, даже наоборот.

— Вы были любовниками?

Он как будто немного краснеет — это слово для него является табу.

— Вы часто встречались?

— Почти каждый день.

— Где?

— В маленьких гостиницах.

— Платила она?

— Разумеется. Я же не богач, да и она настаивала на этом.

— Ты водил ее на танцы?

— Бывало, — он на мгновение задумывается. — Видите ли, она скучала, дела у нее с мужем не ладились. Ей хотелось развлечься. Она любила, что попроще. Мы ходили на ярмарку в Трон или в Лож, иногда — в лес Сен-Жермен. Если она приглашала в ресторан, то это было бистро, где подают селедку, картошку с постным маслом, лапшу и другие “деликатесы”.

Слушая его, я начинаю лучше представлять Валерию — заброшенную мужем женщину, которая ненавидела свою золотую клетку. Забавлять, возить ее по забегаловкам, услаждать в постели — вот, что ей нужно было для счастья.

— Так вы и жили целый год?

— Даже дольше.

— Значит, это была настоящая любовь?

— Сам не знаю.

Этот ответ меня расстраивает.

Он принадлежал к среде, где мало говорят о любви и страсти. Просто — “влечение”. У него было большое влечение к мадам Бордо, а она его обожала, в этом нет сомнения.

— Она рассказывала тебе о своем муже?

— Редко.

— А если это случалось, то что она говорила?

Он качает головой.

— Ну, что он был немного педе… что он давно ее не любит. Они не были супругами уже несколько лет.

Храп Берюрье становится откровенно нахальным. Я набираю стакан воды и плещу ему в физиономию. Толстяк вздрагивает, просыпается и испуганно озирается по сторонам.

— Шлюпки! Все по шлюпкам! — кричит он, но тут к нему возвращается сознание. — Мне приснилось, будто наше судно тонет, — его взгляд натыкается на Роберта Песона, и он спрашивает. — Этот мек сказал что-нибудь толковое?

— Послушай сам.

— Я моту курить? — спрашивает Песон.

Глазами указываю ему на пачку сигарет на комоде.

— А в последнее время отношения между вами не изменились? — спрашиваю его.

— Нет, а почему бы?

— Она не была чем-нибудь недовольна?

— Нет, ее заботило путешествие. Ей очень не хотелось со мной разлучаться, но поездка была предусмотрена давно.

— Ну и как же?

— Она уехала восемь дней тому назад. Попрощалась и уехала. Я был вне себя. Вы уже знаете, что мы каждый день встречались. И вдруг на следующее утро, выходя из дома, я натыкаюсь на Валерию, которая ждала меня за рулем машины! Мы бросились в объятия друг к другу — видит Бог, как мы были счастливы!” Я даже на работу не пошел. Оказывается, она вышла из самолета при первой же возможности и прилетела обратно. Она придумала переодеть меня девицей и забрать с собой. Я не соглашался, но она так просила и настаивала, что я, скрепя сердце, согласился. Мне особенно понравилось путешествовать на самолете, до этого я никогда не летал.

— А бумаги?

— Я взял документы своей замужней сестры. Она пользуется ими только для голосования.

— А те дай, что вы были в Париже, где она жила?

— Валерия? В гостинице.

— В какой?

— “Людовик IX” на улице Сен-Луи.

— Вы уехали позавчера?

— Да. Это было непросто, особенно, в туфлях на каблуках. Впрочем, ведь вы тоже…

— Будь вежлив и благоразумен, с нами не равняйся, — предупредил его Берю.

— Почему? Вы педики?

Пятерня Берю, опустившаяся на физиономию Песона, прерывает его жалкие потуги на остроумие. Щека парня на глазах вспухает, словно парус на ветру.

— Я же тебе говорил, неряха! Будь вежлив и благоразумен! — строго заявляет Берю. — По характеру работы нам приходится переодеваться, чтобы нас никто не заподозрил.

Песон не возражает. Со слезами на глазах он растирает щеку.

Я продолжаю:

— Вчера вечером, когда вы ложились спать, кто-нибудь сюда заходил?

— Нет.