Можно любить и лысых

Он выписывает несколько рецептов и подписывается росчерком, который я видел только на обертках для Пирожных, этакая шелковая вышивка. Он выписывает кровоотсасывающуто мазь и пенициллиновую примочку, сам будит по телефону персонал аптеки Руссели и просит срочно приготовить то, что прописал. Поташ тотчас мчится туда.

Профессор, уходя, жмет руку только пациенту и обещает зайти завтра.

Уф!

Кристиан лежит с компрессом на лице, которое немного деформировалось. После того, как актеру дают снотворное, он быстро затихает, жалобно, словно ребенок, сказав:

- Не оставляйте меня одного...

Бедный "малыш"! Он несчастен из-за своего громкого имени, не знает, как держаться и вести себя. Обычное дитя из мира, где играют и дерутся. Он не хотел засыпать, потому что боялся смерти, и не хотел просыпаться, потому что боялся жить.

Все усаживаются в кружок на толстом ковре в его комнате и начинают шептаться между собой.

- Ну? Непостижимо! - говорит Людо, массируя свою челюсть.

- Да, - соглашается прелестная Элеонора. - Непостижимо.

- Я бы сказал иначе... - Берюрье смачно матерится.

Раз все сказали свое слово, то включаюсь и я:

- Все, что произошло, действительно, непостижимо...

В тайне я надеюсь, что завтра Кри-Кри просидит весь день дома, что облегчит мою задачу. Запертый в своей комнате, он перестает бояться.

От полноты чувств Берю испускает громкий звук. Трудно определить, откуда он исходит: спереди или сзади.

- Так значит, девочка, ты - парень? - спрашивает он Элеонору.

Она моргает ресницами.

- Хм, какой пустяк...

- И что же Кри-Кри? Лижет тебя?

- Этого тоже не делает.

- Тогда зачем ты спишь в его постели?

- Просто - заработок.

- Наверное, тобой он утирает кому-то нос? Да, она утирала нос - самой себе. Непонятно. Как такая красавица, чудо природы, оказалась на деле аномалией. Берю не терпит того, чего не понимает.

- Подожди-ка, малютка, я не понимаю. Сам Бордо - кто? Мужик?

- Да, но импотент.

- Такой красавец, и такое... несчастье, - скорее стонет, а не говорит Людо, бросив взгляд на кровать.

- А что, какой-нибудь несчастный случай? - допытывается Берю.

- Да, что-то вроде того.

Мой товарищ качает головой и, подумав, еще спрашивает:

- А в чем это заключается?

- Никто не знает. Сам он говорит о физической травме, но какой, не уточняет.

Александр Бенуа обращается ко мне.

- Ему нужна моя Берта. Она заставит любого... Это у нее - талант.

Он начинает расхваливать свою куколку. Рассказывает обо всех эротических и технических возможностях своей возлюбленной: о руках, царственных и нежных, умеющих работать не хуже специалиста по иглотерапии; о тубах, толстых и сильных, которыми она сосет наиболее нежные органы. И еще, и еще, и еще. Все слушают, развесив уши, а он с особым смаком описывает некоторые особенности тела Берты, которые делают ее привлекательнее самой Венеры.

И вдруг у меня появляется ощущение немедленной опасности. Пока мой товарищ заливается соловьем, шестое чувство предупреждает меня о чем-то крайне важном, о том, что медлить нельзя. Трудно сказать, почему возникает такая уверенность, но я вскакиваю, обезумев от страха. Я ожидаю любой чертовщины.

Хочется понять, что со мной, почему такая паника? Может быть, шум? Шорох? Нет, наоборот - прекращение какого-то звука. Пока мы - в комнате раненого, я слышу (не обращая на это внимания) какое-то тиканье, похожее на звук будильника.

И вот, это тиканье теперь ПРЕКРАТИЛОСЬ. Я бросаюсь к кровати Бордо. У его изголовья, на ночном столике стоят прелестные часики с маленькими качелями и фигуркой на них. Однако, часы продолжают идти, а фигурка качается. Значит, тиканье исходило не отсюда.

Не раздумывая ни минуты, я бросаюсь к спящему актеру, хватаю его и стаскиваю с кровати, при этом мы стукаемся головами. Это похоже на цирковой трюк с куклой-медведем. Я кладу Бордо на ковер.

Присутствующие ничего не понимают и уже собираются накинуться на меня с расспросами, как в этот момент.

Раздается оглушительный взрыв, из-под подушки взметается язык пламени. Роскошная кровать и стена за ней разлетаются на куски. Матрац и подушка пылают. Воняет, как в овчарне - в подушке затлели шерсть и пух. Факелом горит и погибает бесценное распятие VI века до н. э.

Дамы воют от ужаса и выскакивают в коридор. Бордо не теряет присутствия духа, поскольку еще не проснулся. Берю бросается в ванную и тащит ведро воды, которым быстро завершает пожар. Густой дым наполняет комнату. Мне приходится вытаскивать Бордо в коридор и класть в кресло, которое приготовил для себя.

- Никто не пострадал? - спрашиваю я у компании.

В это время просыпается Кристиан. Он хочет знать, в чем дело, где он, но нам пока не до него.

Когда мы немного приходим в себя, я спрашиваю его, не повредился ли он и не болит ли у него что-либо. Он томно отвечает, что нет.

Тогда я объясняю ему, что кто-то пытался его сон превратить в реальность.

Двадцать минут пятого

- Мне страшно!

Он и вправду позеленел, наш Кристиан Бордо. Как яблоко или как шпинат - что вам больше нравится.

Он дрожит всем телом, словно буря пронеслась над этим беспомощным существом и склонила его до земли, как плакучую иву.