Можно любить и лысых

В душистом саду, окруженном кокосовыми пальмами, тропические цветы испускают приторные, головокружительные запахи. Остров спит.

Я подхожу к хижине Валерии. Это получается рефлекторно, вопреки моей воле. Я подобен лягушке, которая в самую распутицу тащится к воде, чтобы выметать икру.

Разве я приехал в этот Эдем не ради Валерии? Все мое существо уверено в том, что она - ядро драмы. Хватит ждать! Я должен ее увидеть, я должен говорить с ней, я должен ее понять!"

Надо поговорить с ней прямо сейчас, не откладывая на утро. Громы небесные! Я пойду к цели напролом и прижму к стене свежеиспеченную вдовушку. Я заставлю ее изрыгнуть правду, и будь что будет!

Ока занимает двухместную хижину для особо привилегированных.

Я тихонько проникаю внутрь помещения. В темноте раздается тихое дыхание. Раз спят, то будить нельзя. Придется отказаться от своего плана, так как слова толкового не услышишь от человека, вышедшего из сна, и обрабатывать его бесполезно.

Я замираю на толстом ворсистом ковре, покрывающем пол.

Две кровати стоят рядом друг с другом - промежуток между ними не более полуметра. Тихо тикает будильник, аккомпанируя ночному концерту в саду. Что за фантазия - привозить будильник в такое место, где за временем никто не следит?

Я лежу на ковре и пытаюсь представить себе Валерию. Мысленно вижу ее лицо, удлиненное, суженное к подбородку. Большой красивый рот, серьезный, немного загадочный взгляд.

Вот что удивительно: у супругов Бордо одинаково печальный, боязливый взгляд, как у людей, несущих на своих плечах общее горе.

Я прислушиваюсь.

Что так внезапно стало волновать меня? Почему так сжалось сердце? Чем это я так возбужден?

Мне прекрасно знакомо это предчувствие беды. Сигнал пронзает меня всего, как звон привокзального колокола, когда долго ждешь опаздывающего поезда, сидя с газетой на скамейке.

Я вглядываюсь в темноту, пытаясь рассмотреть спящих. Они лежат спиной друг к другу.

А вокруг все необыкновенно спокойно. Будильник, стоящий на ночном столике, слабо мерцает во мраке спальни фосфоресцирующим экраном-циферблатом.

Лунный свет, самый яркий из доселе виденного, проникает через множество щелей в хижине и придает обиталищу сказочный вид. Я невольно жду, что вот-вот на лунных лучах затанцуют эльфы.

Какой-то неясный, едва уловимый запах раздражает меня.

Я жду.

Дыхание спящих какое-то время совпадало с тиканьем будильника, теперь начинает отставать.

Что же меня так смутило? Запах? Шум? И то, и другое? Решаю, что да.

Во-первых, запах. Я его узнал, он мне знаком. Но где я его запомнил? При каких обстоятельствах? Это связано с чем-то белым. Почему?

Теперь шум. Это спокойное дыхание спящих.

Черт возьми! Вспомнил!

Вспомнил и похолодел от ужаса. Запах крови! И дыхание соответствует

Я СЛЫШУ ТОЛЬКО ОДНО ДЫХАНИЕ НА ДВОИХ, И ОСТРО ПАХНЕТ КРОВЬЮ!

Твои выводы, старик?

Ужас, и что за ним последовало...

То, что я испытал, понятно каждому. Здесь не до вздохов и ахов. Правда, бывало и похуже.

Я приближаюсь к кроватям обеих дам. До того, как зажечь свет, я уже все вижу и понимаю.

Валерия лежит на кровати и спит вечным сном. Она разделена надвое.

Если говорить точнее, то расстояние между ее головой и телом не больше сантиметра, но этого, конечно, более чем достаточно, чтобы сделать живое существо неживым.

Да, мадам Бордо мертва. Она ненадолго пережила своего мужа. Учитывая отвратительную сторону работы, голову женщине отстригли очень чисто, под самый подбородок. Бедняжка! Вот откуда этот мерзкий залах, который меня смутил.

Ее глаза закрыты, и я понимаю, что ее обработали во время сна, ока даже не узнала, что утром не проснется. Видимо, ее накачали снотворным или каким-нибудь наркотиком.

Орудие преступления воткнуто ей в живот, как топор втыкают в пень срубленного дерева. Будто убийца, выполнив свое дело, хотел выказать этим свое пренебрежение (или безумие) и освободился от гигантского ножа, воткнув его в живот жертвы.

Соседка убитой продолжает спокойно спать. Я трясу ее, но она не просыпается - видимо, тоже усыплена, как и Валерия. У нее красные и липкие руки. Словно тот, кто совершил свое гнусное дело, с дьявольским хладнокровием решил отвести подозрение в содеянном на эту девочку.

Поняв, что будить ее бесполезно, я осматриваю хижину, ничего не трогая (приходится скрестить руки на груди, дабы случайно не поддаться соблазну). Все в порядке. Циферблат часов светится.

Да, работы у меня прибавилось. Срочной работы!

- Знаешь что? - говорит мне Берюрье, показывая свои великолепные миндалины и кашляя с грохотом, напоминающим два врезавшихся друг в друга на полном ходу железнодорожных состава. - Знаешь что? Я видел сон, как мы с Бертой купили рояль для Мари. Только он оказался слишком большим и загромоздил всю столовую. Малышке пришлось играть на нем, сидя в коридоре, а мы с Бертой устроились на самом рояле. И вдруг крышка как лопнет!.. А тут еще...

- Оставь меня в покое со своим роялем и готовься.

- К чему?

- К галерее кошмаров! Надеюсь, у тебя нет сейчас приступа желчи, иначе тебе придется туго.