В Одессе стемнело. Мы запрыгнули в старый автобус, забили собой и вещами два задних ряда и понеслись. Водитель выключил в салоне свет. Вдоль всего прохода загорелись новогодние фонарики… Ребята болтали о чем-то и наконец знакомились друг с другом. Я сидела посередине на заднем ряду и вглядывалась в темноту. Эти сужающиеся к концу две линии гирлянд напоминали мне взлетную полосу, и как бы я ни старалась себя успокоить, мое сердце уже бешено колотилось. Внутри проснулся зверь, почувствовавший, что родной почти рядом. Не в силах больше терпеть, он стал наворачивать во мне круги, ударяясь о ребра, скуля и сбивая дыхание. Ему хотелось выскочить и побежать быстрее автобуса. Этого зверя тормозило тело маленькой девочки, которая все прекрасно знала и все прекрасно понимала. Но ей с Волком эта игра нравилась.
Уставшая женщина в окошке берет наши паспорта, всматривается в глаза каждому и наконец пускает на территорию непризнанной республики. В тусклом свете фонарей мы бодро шагаем по мосту, ведущему в какую-то неизвестность. Кажется, что это мост в мир постапокалипсиса. На мосту ни души, только одна перевернутая набок машина. С той стороны нас уже ждут голодные таксисты, мы набиваемся в машину, как кильки в банку, и говорим заветный адрес. Зная, что нас будет много, Каролина успевает снять какую-то квартирку и скидывает адрес.
– Ну, кажется, где-то тут, ребята. Приехали, – говорит водитель.
– Вы уверены?
– Быть тут уверенным в чем-то сложно! Багажник заклинивает, погодите, я сам открою.
Мы вылезаем в ледяной мороз посреди откровенной деревни, среди которой стоит всего один двухэтажный дом, похожий на жилой.
– Кто-нибудь знает, какая нам нужна квартира?
– Она не написала квартиру.
– А номер Каролины есть? Как нам позвонить? Работает у кого-нибудь связь?
Ребята продолжают разбираться, но я уже их не слышу. Он где-то рядом. Он где-то здесь. Я найду его сама. Я смотрю на дом. Два окна на втором этаже горят манящим и опасным красным. Невидимыми красными нитями… Второй этаж, дверь должна быть справа. Я бегу к дому, дергаю за железную ручку, забегаю на второй этаж, прижимаю ухо к двери квартиры с красными окнами и слышу мягкий голос Каролины… Как бы не задохнуться. Держи себя в руках, Даша, держи. Не подавай виду. Я звоню в дверь и отхожу на три шага назад. В проходе появляется моя волшебная Каролина.
– Как ты нас нашла?!
Она кидается на меня и крепко обнимает. Мы крутимся, словно в медленном танце, вжимаясь друг в друга что есть сил. И в этом повороте, в этом злом роке судьбы из-за ее плеча я вижу в дверном проходе очертания моего любимого Волка. Взъерошенные волосы, кроваво-красный свет и он. Смотрит на меня. В меня смотрит, глубже, чем позволено всем вокруг. Я не могу описать… И никогда не смогу. Потому что нет на такие моменты слов. Есть только чувство, самое бесценное и одновременно пугающее чувство, что все, вот это вот все, так и должно было быть. Осталась бы я жива, если бы остался жив Липатов? Прилетела бы я сюда? Я не знаю. Но мне до сих пор кажется, что ценой своей жизни он проплатил мою. Умерев, он не оставил мне права сделать то же самое. Ведь кто-то должен был рассказать тебе нашу историю…
Пройдет мгновение, и я буду лежать на руках любимого Волка, он будет путаться пальцами в моих волосах, смотреть мне в глаза и молча улыбаться, пока за моей спиной на полу будут наперебой смеяться все самые дорогие и близкие мне люди. Это был самый счастливый момент в моей жизни. Таким он и останется навсегда, в этой книге и в моих глазах. Этот улыбающийся глазами Волк… Я прикасаюсь указательным пальцем к его левому, выступающему сильнее правого клыку. Острому, как и он сам. Это было наше тайное действо. Знак, что я приручила Волка, вернее, что он позволил себя приручить, что он – мой Волк. Только мне можно было так делать… Мы держимся за руки, пока Леля набивает нам иглой татуировки со словом «убежище» и стрелой, указывающей вперед.
Эпилог