Мрачные истории, как вы любите (ЛП)

Портье гостиницы "Селебрейшн Сента" просматривает пикантный каталог под названием "Какого чёрта". Он раздумывает над покупкой футболки с надписью "Для медведей люди в спальных мешках — это мягкие тако[44]". Его занятие прерывает гость, который уверенно шагает к стойке... и это не просто гость, а инспектор из КБР. К тому же он выглядит злым, даже разъяренным. Лицо у него раскраснелось, вплоть до его лохматого мыса вдовы, который комично растрепался... хотя портье сейчас не до смеха. Глаза инспектора широко раскрыты, они выпуклые и налиты кровью. Портье в спешке запихивает порнокаталог под стойку и спрашивает, чем может помочь.

— Стулья пропали.

— Какие стулья, сэр?

— Складные стулья. У меня было четыре складных стула из конференц-зала, или бизнес-центра, или как вы там это называете. Я расставил их так, как мне нужно, и они исчезли!

— Должно быть, уборщицы...

— На моей двери висела табличка "Не беспокоить"! — кричит Жальбер. Женщина, направлявшаяся в сувенирный магазин, бросает на него испуганный взгляд.

— Эти таблички довольно старые, — говорит портье, прикидывая, вооружен ли инспектор. — Иногда они падают, и горничные не замечают...

— Табличка не упала! — Жальбер на самом деле не знает, упала она или нет; он слишком расстроен. Ему очень нужны были эти стулья. Он с нетерпением ждал встречи с ними.

— Я пошлю кого-нибудь...

— Не утруждайтесь, я сам сделаю это. — Жальбер старается сбавить тон, понимая, что немного перегнул палку, но всё равно: зайти в свой номер и обнаружить, что стульев нет! Это был шок.

Он идет в бизнес-центр и забирает пять стульев. Но два в одной руке и три в другой — это как-то неправильно. Несбалансированно. Он раздумывает, взять ли шестой или вернуть один. Это трудный выбор, потому что он постоянно думает о Кофлине, о том, как нагло и нахально тот выглядел, когда говорил: "Если хотите удержать меня в Канзасе, арестуйте меня". А затем — завершающий, приводящий в бешенство штрих: "Вы не можете". Приводящий в бешенство, потому что Кофлин говорил правду.

"Но только пока", — думает Жальбер.

Он решает взять четыре стула и шепотом отсчитывает шаги до лифта по четыре: "Раз два три четыре, два два три четыре, три два три четыре". Он знает, что это странно, но в то же время безвредно. Способ успокоить неплодотворные и неконструктивные мысли и очистить разум. Когда он возвращается к стойке, то доходит до "девять два три четыре", итого тридцать шесть. Портье он говорит:

— Я перегнул палку. Приношу свои извинения.

— Ничего страшного, — отвечает портье и смотрит, как инспектор Жальбер идет к лифту. Похоже, он что-то бормочет себе под нос. Портье думает, что мир наполнен самыми разнообразными людьми. "Оригинальная мысль", — думает он. — "Эта фраза отлично смотрелась бы на футболке".

42

В своем номере с "канзасской простотой" Жальбер расставляет стулья и начинает считать. Он знает, что в последнее время делает это часто, возможно, слишком часто, но это помогает. В самом деле помогает. И, может, он делал это часто даже до Кофлина, может, это серьёзная проблема — стулья и подсчет. Он осознает, что в последнее время числа редко выходят у него из головы — он складывает их, делит, — и это может оказаться зависимостью. Иногда, когда он считает, числа вырываются у него изо рта, как чёртик из коробочки. Так было с Кальтеном, и, хотя он не может точно вспомнить, так могло быть с портье. Безусловно, портье подумал, что он ведет себя как-то странно по отношению к складным стульям. Он должен что-то предпринять, пока это не вышло из-под контроля — может, это гипноз? — и он сделает это, как только Кофлину предъявят обвинение в убийстве мисс Ивонн, а пока ему нужно спланировать свои последующие действия. Подсчет помогает. Особенно со стульями.

Он идет от складного стула к кровати, что составляет четыре шага. От кровати до закрытого сиденья туалета — еще одиннадцать шагов. Итого пятнадцать, то есть от 1 до 5, добавленных последовательно. Далее переходит к стулу у стола в гостиной. Это еще четырнадцать. Что даёт в сумме...

На мгновение он не может сообразить, что получается в сумме, и его охватывает паника. Бедная мисс Ивонн зависит от него, её семья зависит от него, и если он не может произвести простейшие арифметические действия, то как он вообще может...

"Двадцать девять", — думает он, и его охватывает облегчение.

Его расстройство — это всё вина Кофлина.

— Арестуйте меня, — бормочет Жальбер, сидя ровно и прямо на одном из складных стульев. — Вы не можете. Вы не можете.

Кофлин решил покинуть штат? Жальбер может считать сколько угодно, но этого он не предусмотрел. Как сможет он, инспектор Фрэнк Жальбер, продолжать оказывать давление, если Кофлин просто свернет свои пожитки и уедет?

Он считает. Он складывает. Иногда делит. Мысль убить Кофлина приходит ему в голову, причём не в первый раз; он уверен, что сможет выйти сухим из воды, если будет осторожен, и это спасёт девушек, которых может постигнуть участь бедной мисс Ивонн. Но без веских доказательств вины Кофлина — или признания, что еще лучше — этот ублюдок умрет невиновным человеком.