Мрачные истории, как вы любите (ЛП)

В то время как Альберт Уикер проводит свой первый день в тюрьме округа Уайлдер, практически не осознавая, что он натворил — последние несколько дней он провёл как в тумане, а это утро вообще не вспоминается, — Франклин Жальбер сидит в халате в столовой и собирает пазл из тысячи кусочков.

Когда пазл будет собран, Жальбер увидит коллаж из киноафиш — классики вроде "Касабланки", "Этой замечательной жизни", "Челюстей", всего два десятка фильмов. Жальбер ведет учёт, сколько кусочков он уже вставил. После десяти кусочков он делает один шаг (на месте, как будто маршируя, чтобы потом снова сесть). После двадцати — два шага, один от стула и один обратно. Он уже вставил 800 кусочков, почти закончил головоломку, когда звонит телефон. Он смотрит на экран и видит имя звонящего: Х. Аллард. Хэнк Аллард — его друг, капитан патрульной службы Канзаса. Жальбер разрывается между ответом на звонок и шагами, которых должно быть сделано уже от одного до восьмидесяти включительно.

Он выбирает шаги. В арифметической прогрессии это 3240 — довольно много! Он начинает с 80 и считает в обратном порядке. Шаги выводят его на маленький задний дворик ранчо и возвращают обратно. Он замечает, что предыдущие подобные прогулки уже проложили тропинку в траве — в буквальном смысле колею. Он осознает, что после неудачи с арестом Дэнни Кофлина его склонность считать шаги — и переходить от стула к стулу тоже — ещё больше вышла из-под контроля. Дэвис назвала это арифмоманией. Совершая шаги, связанные с пазлом, Жальбер часто думает о том, что он стал похож на хомяка, несущегося в колесе без остановки, испражняющегося на бегу и никуда не добирающегося. Но это его устраивает. Чего Дэвис не могла понять, так это того, что это мелкое сумасшествие отвлекает его от куда более серьезного безумия — размышлений о будущем, в котором нет работы. Сколько пазлов он ещё соберёт, прежде чем столкнется с бессмысленностью своей жизни и сунет служебное оружие глубоко себе в рот? Бах, и всё. Видит Бог, он будет не первым. Видит Бог, он о таком думал. И сейчас думает.

Он возвращается к ступенькам, когда остается пять чисел. К тому времени, когда он доходит до нуля, он уже оказывается на кухне. Время для еще десяти кусочков, а затем он начнет отсчет от 81. Возможно, сначала нечетные числа, а потом четные. После этого наступит время обеда и дневного сна. Он обожает дремать днем. Такое плавное забвение!

Его телефон лежит рядом с почти завершенным пазлом (сейчас он собирает "Десять заповедей", фильм, который определенно не считает классикой). Хэнк Аллард оставил голосовое сообщение, и его голос звучит взволнованно.

— Позвони мне, у меня есть новость. Ты захочешь её услышать.

Жальбер не представляет себе такую новость, которую ему захотелось бы услышать, но он перезванивает. Аллард отвечает на первом же гудке и сразу переходит к делу.

— Твоего парня Кофлина подстрелили.

— Что? — Жальбер вскакивает, сильно ударяя по столу и сдвигая практически завершенный пазл почти к самому краю. Несколько кусочков летят на пол.

Аллард смеется.

— Брат девушки Уикер застрелил этого ублюдка. Ты хотел справедливости? Вот она.

— Он мертв?

— Будем надеяться. Первый патрульный, прибывший на место, сказал, что в пикапе ублюдка было много крови и несколько пулевых отверстий. Его отвезли на скорой в Регионалку, а не в эту пародию на больницу в Маниту, так что дело серьезное. Может, он сдох по дороге.

Жальбер сжимает кулак и потрясает им у потолка, думая: "Финал, сладкий финал".

— Бог сделал то, что не получилось у меня. — Его голос слегка дрожит.

— Не могу с тобой не согласиться, — говорит Аллард.

— Держи меня в курсе. Ты знаешь, что я вне игры.

— Это еще одна хреновая вещь в этом поганом мире, — говорит Аллард. — Конечно, буду.

Тем вечером Жальбер отправляется в "Булвинклс" и напивается впервые за двадцать лет. К счастью, сейчас ему не нужно считать шаги. Считать шаги и переходить от стула к стулу — это тяжкий труд. Столько чисел нужно держать в голове, так легко сбиться со счета. Никто бы не поверил, но это правда. Если собьешься со счета, приходится начинать всё сначала.

Когда Жальбер пьет вторую порцию виски, Аллард звонит снова. Жальберу приходится кричать из-за рёва телевизора, музыкального автомата и шумной компании молодежи.

— Он мертв?

— Нет! Но в тяжелом состоянии! Прострелен живот!

Сначала Жальбер чувствует разочарование, но затем испытывает радость. Разве это не лучше, чем тюремное заключение, где Кофлин получал бы трехразовое питание, поглядывал бы в камере телевизор и совершал бы ежедневные прогулки? Получить пулю в брюхо мучительно больно, и, как слышал Жальбер, это такая страшная рана, от которой Кофлин, в зависимости от калибра пули, может никогда не оправиться.

— Может, это и хорошо! — кричит он.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, дружище, — отвечает Аллард. — И, судя по звукам, догадываюсь, где ты находишься. Выпей там за меня.