Мрачные истории, как вы любите

— Наверное. Мы зашли в тот дом и что-то взяли оттуда как доказательство, что были там.

— Я взял картину. Какой-то старый пейзаж, просто сорвал со стены. А ты?

— Грёбаную подушку с дивана, — ответил он и рассмеялся. — Глупость какая! Я вспомнил дом Спайера, потому что сейчас чувствую что-то похожее на то, чувствовал тогда. Ни оленей, ни птиц, ни белок. Может, в его доме не было привидений, но этот лес... — Он пожал плечами и отпил немного пива.

— Мы можем уехать сегодня. Эти фары, наверное, будут в порядке.

— Нет. Завтра. Соберём вещи сегодня вечером, ляжем пораньше спать и уедем с первыми лучами солнца. Если ты согласен.

— Согласен.

Всё в нашей жизни сложилось бы совершенно по-другому, если бы тогда мы доверились фарам "НеллиБель". Иногда мне кажется, что мы уехали тем вечером. Иногда мне кажется, что существуют Теневой Лэрд и Теневой Буч, которые прожили теневые жизни. Теневой Буч не уехал в Сиэтл, а Теневой Лэрд не написал ни одного романа, не говоря уже о дюжине. Эти тени были порядочными людьми, которые жили ничем не примечательной жизнью в Харлоу. Они управляли свалкой, владели транспортной компанией, занимались городскими делами, как полагается: чтобы на городском собрании в марте сходился бюджет и чтобы было меньше жалоб от консерваторов, которые мечтали вернуть "Бедную ферму"[41]. Теневой Буч женился на девушке, с которой познакомился в боп-баре в Льюистоне, и завел ораву теневых детишек.

Теперь я говорю себе, что хорошо, что этого не случилось. Буч говорил себе то же самое. Я знаю, потому что мы общались друг с другом об этом по телефону, а позже по "Скайпу" или "ФейсТайм". Всё было хорошо. Несомненно. Мы стали знаменитыми. Мы стали богатыми. Наши мечты сбылись. В этом нет ничего плохого, и если у меня когда-то возникали сомнения по поводу того, правильно ли сложилась моя жизнь, то разве не у всех так бывает?

Ведь так же?

* * *

В тот день ужин готовил Буч. Он просто бросил в кастрюлю кучу остатков еды и назвал своё варево рагу. Мы ели его с хлебом и запивали колодезной водой, которая, честно говоря, была лучшей частью трапезы.

— Я больше никогда не дам тебе готовить, — сказал я Бучу, когда мы мыли посуду.

— Ловлю на слове, — парировал он.

Мы собрали все вещи и сложили их у двери. Буч слегка пнул большую аптечку.

— Зачем мы вечно таскаем эту штуковину?

— Потому что на этом настаивает Шейла. Она уверена, что кто-то из нас упадет в яму и сломает ногу или кого-то из нас подстрелят. Вероятно, приезжий с винтовкой с оптическим прицелом.

— Чепуха. Думаю, она просто суеверная. Верит, что единственный раз, когда мы не возьмём с собой аптечку, станет тем самым разом, когда она нам понадобится. Хочешь пойти посмотреть ещё раз?

Мне не нужно было спрашивать, что он имел в виду.

— Почему бы и нет.

Мы пошли на поляну посмотреть на небо.

* * *

Огоньков мы не увидели, но на мосту что-то было. Вернее, кто-то. На досках лицом вниз лежала женщина.

— Какого хрена? — вымолвил Буч и побежал на мост. Я последовал за ним. Мне не нравилось, что мы втроём находимся на мосту одновременно, да еще так близко друг к другу, но нельзя было оставлять её там, лежащей без сознания, а возможно, и мёртвой. У неё были длинные чёрные волосы. Вечер была ветреным, и я заметил, что когда дул ветер, её волосы раздувались одним пучком, как будто пряди были склеены. Не тонкие разлетающиеся пряди, а только этот пучок.

— Хватай её за ноги, — велел Буч. — Надо убрать её, пока этот чёртов мост не рухнул в чёртов ручей. — Он был прав. Я слышал, как скрипят опоры и как грохочет Джиласи, полноводный от дождя.

Я взял её за ноги. На ней были сапоги и вельветовые брюки, и в ней было что-то странное. Но было темно, мне было страшно, и всё, чего я хотел, — это почувствовать твёрдую почву под ногами. Буч поднял её за плечи и вскрикнул от отвращения.

— Что? — спросил я.

— Неважно, давай быстрее!

Мы перетащили её с моста на поляну. Всего шестьдесят футов, но казалось, что прошла целая вечность.

— Положи её, положи. Господи! Господи, Боже мой!

Буч уронил верхнюю часть её тела, и она рухнула лицом вниз, но он даже не обратил на это внимания. Он скрестил руки и начал тереть ладонями подмышки, как будто хотел избавиться от чего-то противного и неприятного.

Я начал опускать её ноги и застыл, не веря своим глазам. Мои пальцы, казалось, погрузились в её сапоги, словно они были из глины, а не из кожи. Я выдернул руки и тупо уставился на следы на пальцах. Следы постепенно исчезали.

— Боже мой!

— Это как... чёрт, как будто она сделана из пластилина или чего-то подобного.

— Буч.

— Что? Чёрт побери, что?

— Её одежда — это не одежда. Это как... боди-арт. Или камуфляж. Или ещё какая-то чертовщина.

Он наклонился к ней.

— Слишком темно. У тебя есть...

— Фонарик? Нет. Не взял его. Её волосы...

Я дотронулся до её волос, потом резко отдёрнул руку. Это были не волосы. Это было что-то твёрдое, но податливое. Не парик, но что-то искусственное. Я не знал, что это такое.

— Она мертва? — спросил я. — Мертва же...

Но в этот момент женщина сделала долгий хриплый вдох. Её нога дёрнулась.