Мрачные истории, как вы любите

— Не могу, — говорит Жальбер. — Тебя не должно быть здесь. Наверное, тебя здесь нет. Ты — галлюци...

Крупная женщина бросается к Жальберу, прижимая его руки. Она тяжелее его, наверное, фунтов на шестьдесят, но его реакция мгновенна. Он наступает ей на ногу. Она вскрикивает. Её хватка ослабевает. Он освобождает одну руку и наносит ей удар локтем в горло. Медсестра отшатывается, задыхаясь. Он поворачивается к ней.

— Фрэнк, брось пистолет! БРОСЬ, БРОСЬ, БРОСЬ!

Похоже, он не слышит её. Медсестра согнулась, прижав руки к горлу. Жальбер медленно поднимает пистолет. Очень медленно. Элла успевает вспомнить все мили, которые они вместе проехали по дорогам Канзаса, все их совместные завтраки, обеды и ужины в закусочных Канзаса. Успевает вспомнить, как они готовили друг друга перед допросами. Как сидели на бесконечных инструктажах. У неё есть время выстрелить в него, но она не делает этого. Не может. Она лишь смотрит, как Жальбер продолжает поднимать пистолет, но направляет его не на медсестру. Он подносит его к своей голове.

— Фрэнк, не надо. Пожалуйста, не надо.

— Всё это я делал ради бедной мисс Ивонн. — Затем он говорит. — Три, два, один. — И спускает курок.

68

Проходит почти час, прежде чем Элле наконец-то разрешают войти в палату Дэнни Кофлина. Двое полицейских стоят на страже у его двери. Элле приходит в голову мысль, что это отличный пример того, как запирают двери конюшни после того, как лошадь уже украли. Рядом находятся санитар Чак и врач. Элле кажется, что это тот самый врач, которого она видела на ступеньках во время финальной схватки, но она может ошибаться. Они все одинаковые в своей зелёной хирургической форме. В больничной рубашке Дэнни выглядит так, будто похудел фунтов на сорок. Он так же изможден, как и Жальбер в конце своей жизни, но в отличие от того, в глазах Дэнни видна ясность.

Элла не колеблется. Она подходит к нему и обнимает.

— Прости. Прости за всё.

— Всё в порядке, — отвечает ей Дэнни. Он гладит её волосы. Наверное, этого не нужно делать. И всё-таки нужно.

Она отстраняется от него.

— Мэм, — говорит доктор, — этому мужчине нужно отдохнуть. Он перенёс слишком много потрясений за одну ночь.

— Знаю. Я сейчас уйду. Но, Дэнни... откуда у тебя был этот сон? У тебя есть хоть какое-то объяснение?

Он смеётся. Это печальный смех.

— А как объяснить, что в человека дважды бьёт молния?

Она качает головой.

— Не знаю.

— И я не знаю. — Он указывает пальцем. — Вижу, что на тебе крестик.

Она дотрагивается до крестика.

— Я всегда его ношу.

— Конечно. Но верить в Бога сложно, правда? — Он ложится на подушку, закрывает руками глаза, как будто хочет заслонить оба мира: и тот, что виден, и тот, что находится за ним, но так редко открывается, и повторяет. — Верить сложно.

Он опускает руки. Они смотрят друг на друга, не произнося ни слова. Слова не нужны.

Финн [120]

Перевод: Magnet

У Финна жизнь не заладилась с самого начала. Он выскользнул из рук акушерки, которая до этого принимала роды у сотен младенцев, и издал свой первый крик, ударившись об пол. Когда ему было пять, в соседнем доме проходила вечеринка. Ему разрешили выйти послушать музыку (в переносных колонках на треногах гремел Шэйн Макгоуэн). Стояло лето и Финн был босиком. Какой-то отвязный тусовщик бросил «бомбочку», которая искрясь фитилём, описала в воздухе дугу и оторвала детский пальчик на левой ноге.

«Случай — один на миллион, — сказала бабушка Финна. И добавила: — Должно быть, палец понадобился Богу для какого-нибудь ангела».

Когда Финну было семь, он с сёстрами играл в парке Петтингилл, а их бабушка сидела рядом на скамейке, попеременно занимаясь вязанием и поиском слов в головоломке. Финна не интересовали качели, ни подвесные, ни в виде перекладины, и он был равнодушен к карусели. А нравилась ему «Спиралька», восхитительная извивающаяся конструкция из синего пластика двадцати футов в высоту. У неё имелась лесенка, но Финн предпочитал взбираться на четвереньках по самой горке — вверх и по кругу, вверх и по кругу. Наверху он садился и скользил вниз к утрамбованной земле. На «Спиральке» с ним никогда не случалось происшествий.

— Может быть передохнёшь от этой штуки, а? — как-то раз спросила бабушка. — Только и делаешь, что катаешься на этой старой «Спиральке». Попробуй что-нибудь новенькое. Может быть, турник. Покажи мне, что ты умеешь.

Сёстры Финна, Коллин и Марси, как раз были на этом турнике, лазали и болтались, как… в общем, как обезьянки. Поэтому, чтобы порадовать бабушку, Финн залез на турник и, вися вниз головой, сорвался и сломал руку.

Его учительница, прелестная мисс Моноган, любила заканчивать урок словами: «Итак дети, чему мы сегодня научились?» В пункте неотложной помощи, когда Финну вправляли руку (выданный ему после этого леденец вряд ли мог компенсировать пережитую боль), он подумал: «Сегодня я научился одному: никогда не отходить от «Спиральки».