Мрачные ноты (ЛП)

Ей легко говорить. На следующий год ей уже оставили место в Бостонской консерватории по игре на виолончели. Ее будущее не зависит от того, понравится она Марсо или нет.

— Я иду в тренажерный зал. — Она тянет через плечо огромный рюкзак, размером в половину своего роста. — Ты идешь?

Вместо обычного организованного урока физкультуры, Ле Мойн предоставляет полный фитнес-центр, с персональными тренерами и множеством секций, как йога и кикбоксинг.

Я бы предпочла отрезать себе несколько пальцев, нежели прыгать в комнате с зеркалами и осуждающими меня девушками.

— Нет. Я собираюсь пробежаться снаружи.

Мы прощаемся, но мое любопытство насчет Марсо побуждает меня крикнуть ей вслед.

— Элли? Насколько он привлекателен?

Она оборачивается, пятясь назад.

— Поразительно привлекательный. Это был всего лишь взгляд, но, уверяю тебя, я почувствовала это вот здесь. — Она похлопывает себя по животу и узкий разрез ее глаз округляется. — Возможно, даже ниже.

У меня все сжимается в груди. У самых привлекательных самое уродливое нутро.

Но ведь я привлекательна, не так ли? В основном моей красотой восхищаются именно те люди, которым я не доверяю.

Возможно, мое нутро такое же уродливое.

Когда Элли отворачивается, посылая мне свою красивую улыбку через плечо, я признаю, что ошибалась в своих рассуждениях. В Элли нет ничего уродливого.

В раздевалке я переодеваюсь в шорты и майку, а затем направляюсь к дорожке, которая окружает двадцатиакровый кампус снаружи.

Из-за влажного воздуха большинство учеников воздерживаются покинуть свои проветренные помещения в это время года, кроме некоторых бездельников, которые сидят на скамейках парка, смеясь и поедая свои обеды. Пара танцоров оттачивают свои синхронные движения под внушительными шпилями центрального здания кампуса.

Когда я выполняю растяжку ног в тени большого дуба, смотрю на пышную зеленую почву и прорезиненные пешеходные тропы. Та же тропа, по которой я прогуливалась с папой, когда моя голова едва доходила до его бедра. Я все еще чувствую, как моя ладонь утопала в его большой руке, пока он вел меня за собой. Его улыбка была полна солнечного света, когда он указывал на старинный облицованный каменными стенами собор Кресент Холл и размышлял о величии комнат для занятий в нем.

Ле Мойн был его мечтой, которую его родители не могли себе позволить. Но он никогда не расстраивался из-за этого. Потому что он не был потребителем, даже когда мечтал. Вместо этого передал свою мечту мне.

Сгибаясь в талии, я тянусь к пальцам ног, растягивая подколенные сухожилия, пока воспоминания согревают меня изнутри. Я похожа на маму с темными волосами и темными глазами, но у меня папина улыбка. Хотелось бы, чтобы он видел меня сейчас, как я стою здесь, на территории кампуса, живя его мечтой с улыбкой на лице.

Я улыбаюсь шире, потому что его мечта, улыбка... они и мои тоже.

— Святая Матерь Божья, я скучал по этой заднице.

Я выпрямляюсь, улыбка исчезает с моего лица, а тело слишком окаменело, чтобы обернуться на звук голоса, который заставляет вжать голову в плечи.

— Чего ты хочешь, Прескотт?

— Тебя. Голую. На своем члене.

Мой желудок сковывает, и капелька пота стекает по моему виску. Я выпрямляюсь.

— У меня есть идея получше. Как насчет того, чтобы ты засунул свой член между ног, станцевал, как Буффало Билл (прим. перев.: маньяк из фильма «Молчание ягнят») и отвалил на хрен.

— Какая же ты мерзкая, — с улыбкой говорит Прескотт, пока приближается ко мне.

Он останавливается на недостаточно далеком расстоянии. Я делаю шаг назад.

Его отросшие волосы доходят до подбородка, светлые пряди выгорели из-за солнечных лучей Карибского моря, или где бы он там провел лето. Если его галстук и рубашка на пуговицах и душат его в сегодняшнюю жару, он не показывает это, поскольку раздражает меня своим блуждающим, пристальным взглядом.

Я не понимаю, почему девушки в Ле Мойн борются за его внимание. Нос у него слишком длинный, передний зуб кривой, и язык у него словно червь, когда он всякий раз его засовывает мне в рот.

— Господи, Айвори. — Его взгляд фокусируется на моей груди, обжигая кожу под рубашкой. — За лето твои сиськи выросли еще больше.

Я расправляю плечи.

— Если ты просишь меня о помощи тебе в этом году, попробуй еще раз.

Его взгляд остается прикованным к моей груди, длинные пальцы крепче сжимают пакет с обедом.

— Я хочу тебя.

— Ты хочешь, чтобы я делала за тебя домашнюю работу.

— И это тоже.

Мое тело дрожит от его охрипшего голоса. Я обнимаю себя руками, ненавидя свою грудь за то, что она слишком заметна, и то, как он вызывающе пялится на меня, и что я зависима от него.

Наконец-то его взгляд поднимается вверх и останавливается на моих губах.

— Что случилась с твоим ртом? Получила по губам колечком для члена?

Я пожимаю плечами.

— Это было большое... большое кольцо.

Выражение его лица мрачнеет под маской ревности, и меня это тоже бесит.