— Всю свою жизнь я твердила, что мечтаю попасть в Леопольд. Наверное, этим грезит большая часть начинающих музыкантов, не так ли? Но я поняла, что хочу другого. За пределами этих стен есть тоже немало прекрасных учителей. И мне доступно совершенствовать свое мастерство где угодно и сколько угодно. На Нью-Йорке свет клином не сошелся.
Мое сердце колотится так громко, что я задаюсь вопросом, не слышат ли они этого. Поднявшись со своего места, я подхожу к Айвори и встаю рядом с ней, всем видом демонстрируя свое уважение к ее решению.
Гейл встает с кресла. Выражение ее лица свидетельствует о том, что она полна решимости переубедить Айвори.
— Нам нужно посовещаться. — Оба мужчины кивают в знак согласия. — Но, скажу сразу, для нас было бы честью, если бы вы остались у нас.
— Спасибо, но я уже приняла решение.
Женщина протягивает ей визитку.
— Это открытое предложение. Если вам не удастся найти то, что вы ищите за пределами этих стен, то даже через несколько лет у нас обязательно найдется место для вас.
Мы выходим из класса, и Айвори молча идет по коридорам, не считая нужным дать мне хоть какие-то объяснения.
Как только мы оказываемся на улице, я отказываюсь держать язык за зубами.
— Скажи мне, что происходит? С чего вдруг ты передумала?
Она обнимает себя руками, заметно дрожа от холода.
— Просто, я не хочу здесь жить. Здешний климат — не мое.
Я улавливаю нотки сарказма в ее голосе, а затем накидываю свой пиджак ей на плечи.
Айвори зарывается в его тепло, а затем следует за мной, стараясь не отставать.
— Стоило мне очутиться за этим пианино, я сразу представила, каково это, учиться у кого-то, кроме тебя. Затем я все же решила сыграть, но то, что мне нравится, хоть это и не соответствует требованиям. Я хотела исполнить что-то, в чем есть страсть, посыл. Но комиссия не оценила этого, и тогда я поняла... — Айвори прерывается и смотрит на меня, — если бы я осталась здесь, то была бы вынуждена подчиняться кому-то, кто меня совсем не знает и не чувствует, играя то, что меня нисколечко не трогает.
Ее слова бальзамом согревают мою душу, но мне интересно, в своем порыве давала ли она себе отчет о последствиях?
— Обучаясь у меня, тебе никогда не получить степени. А также тебе не удастся занять солирующих позиций в консерватории, так как твоих регалий попросту недостаточно.
Она пожимает плечами.
— Консерватория, театр, стадион... Не важно. Я просто хочу быть на сцене, жить в музыке и иметь признание. Думаю, что у меня еще есть время прочувствовать все сполна, и... если уж в этом будет необходимость, я вернусь сюда за степенью.
Айвори машет визиткой у меня перед носом.
— Вот какова была цель, когда ты решила исполнить фрагмент из «Исламея»...
— Подстраховаться никогда не лишнее. Никогда нельзя знать наверняка, что тебе уготовано. Например, мой нынешний учитель вполне может положить глаз на какую-то другую ученицу, — она дерзко ухмыляется. — У преподавателей музыкальных школ есть привычка спонтанно влюбляться.
Меня так и подрывает шлепнуть ей по заднице.
— Ты все больше меня удивляешь.
— Я стараюсь.
Как только мы оказываемся в другом корпусе, я провожу для Айвори полноценную экскурсию. Ее интересует куда больше, где я проводил свое время, а не то, где придется куковать ей, если она вдруг передумает. Похоже, моя девочка все же крайне тверда в своем решении.
Так как сегодня выходные, коридоры кампуса пусты и погружены в полумрак, но все же мы продолжаем сохранять дистанцию, пока я показываю Айвори свои любимые места и делюсь воспоминаниями о людях, с которыми проводил здесь время.
— И все же странно, — говорит Айвори, когда мы оказываемся в тупике одного из коридоров. — Мы знакомы с тобой восемь месяцев, и все это время ты играешь на пианино лишь рок-композиций старичков.
— Рок-композиции старичков?
— Ну, Guns N’ Roses, AC/DC, Megadeth... Старая школа... Мне не понятно, как тебе удается быть лучшим на поприще музыкантов, исполняющих классику, если ты даже не практикуешься в ее исполнении?
— Я как раз собирался показать тебе это.
Я поворачиваю ручку самой последней двери в коридоре. После того как она отворяется, я затаскиваю Айвори внутрь, и закрываю нас в помещении.
По старой памяти я нащупываю выключатель, и люминесцентный светильник над нашей головой оживает.
Оборудованный по минимуму, звукоизолированный кабинет для репетиций отлично подходит для того, чтобы вместить в себя пианино и двух человек. Айвори осматривается по сторонам и бросает на меня вопрошающий взгляд.
— Я бывал здесь ежедневно в свободное от основных занятий время и репетировал те песни, которые мне нравятся, без строгого надзора учителей. Прямо здесь я переносил весь свой плейлист в клавиши. Именно тогда я влюбился в то, как звучит рок и метал, исполненный на пианино.
Рука Айвори скользит по закрытым клавишам, когда она сокращает расстояние между нами.
— Ежедневно? За этим пианино?
— Именно так.
Сняв мой пиджак с плеч, она оставляет его на скамейке.
— Ты был здесь один?
— Естественно.
Айвори останавливается, не доходя до меня всего шаг.
— Ты когда-нибудь приводил сюда девушку?