Мрачные тайны Луарвига

— Может быть… Но всё равно в нём что-то не так. По документам ему двадцать девять лет. Возможно, он гений и вундеркинд, не спорю, такое случается. Но у него иногда бывает такой взгляд… — Макс поморщился и щёлкнул пальцами, подбирая слова. — Не как у старого человека, не усталый, а… знаешь, какой бывает у тех, кто повидал в жизни всякое, самое страшное и самое прекрасное, ничему не удивляется, ничего не боится и уже ничего не ждёт. Словно он живёт уже целую вечность, словно ему надоел не только мир, но и скука. Как Агасфер… Вечный Жид, бесконечным блужданиям которого нет конца… — он перевёл дух после непривычной для него речи. — Это бывает не всегда, но иногда у него мелькает именно такое выражение, и тогда даже мне становится не по себе…

Макс посмотрел на меня и сообщил:

— Между прочим, у тебя сейчас именно такой взгляд.

Я вымученно улыбнулась.

— Не обращай внимания. Хотя, когда ты говорил, я вдруг действительно почувствовала себя Агасфером… Вечным Жидом…

— МакЛарен — не тот, за кого он себя выдаёт, — подвёл итог нашего разговора Макс.

— Не знаю… Может оказаться, что на самом деле он и есть Джулиан МакЛарен, тот самый, единственный… Я встречаюсь с ним сегодня в «Чёрной розе». Хочу выяснить, что он собой представляет.

— В «Чёрной розе»? — уточнил Макс.

— Почему бы нет? Лучше скажи, что с нашей картиной?

Он поморщился.

— Ничего хорошего. Я не мог сказать Тэнгу, почему мы хотим убрать картину из галереи. Ему это знать ни к чему. Пришлось жать на то, что на неё снова могут покуситься, и что, судя по всему, она очень дорогая, куда дороже, чем предполагал дель Соль. Еле уломал его. Теперь он уламывает Портмана. В любом случае, скоро галерею закроют, ночью её будут охранять, а утром, я надеюсь, её уже привезут сюда, и мы запрём её внизу, в сейфе. До аукциона…

— А потом её придется продать?

Макс бросил на меня быстрый недовольный взгляд. Он тоже думал об этом. Он искал способ, как избежать выпуска картины в свободное плавание и при этом не нарушить последнюю волю старого друга.

— Мы сами можем выкупить её, — предложил он. — Всё равно деньги пойдут на благотворительность. Не жалко.

— Макс, на аукционе цены на неё могут взлететь до небес.

— Ладно, — махнул рукой он. — Я что-нибудь придумаю. А пока, пойдём, посмотрим, что Кинг приготовил нам на обед. У меня разыгрался аппетит, да и тебе нужно как-то дожить до твоего ужина при свечах.

Без пяти восемь я вошла в Звёздный зал «Чёрной розы» в сопровождении утончённого и предупредительного красавца-метрдотеля в смокинге. Джим лично встретил меня в фойе, поприветствовал негромким приятным голосом и с обаятельной и услужливой улыбкой поцеловал пальцы протянутой ему руки. Проводив меня в зал, он отодвинул кресло возле столика, расположенного в сумраке мерцающей красотами звёздного неба беседке из синего пенелопского мрамора с вкраплениями радужно искрящейся слюды. На фоне таких же стен высокие античные колонны беседки и изысканно выточенная балюстрада казались прозрачными и даже призрачными, словно их силуэты только угадывались в сиянии южной ночи.

Покрытый белоснежной скатертью столик был сервирован на двоих фарфором и позолоченным серебром. В глубинах хрусталя мерцали золотистые галактики искр, отражающих свет десятка свечей, горящих на подвешенной над столом люстре из кварца. Погрузившись в уютное резное кресло, я с блаженным видом огляделась по сторонам. Ближайший столик был метрах в семи от меня и высвечивался из темноты таким же неверным светом свечей, от чего казался лишь деталью интерьера.

— Могу я предложить мадам бокал мадеры из собственных погребов господина советника? — с нежнейшей улыбкой поинтересовался Джим.

Я бывала в его владениях довольно часто, и он, конечно, знал, что я люблю мадеру, но вряд ли имел свободный доступ к погребам советника Грандера. Скорее, это был благородный жест Эдди, как радушного хозяина. Я милостиво кивнула, и Джим наполнил мой бокал.

— Если вам что-то понадобится, вам известно, как дать мне об этом знать, — он взглянул на хрустальный колокольчик рядом с вазой, в которой исходили от нежности белоснежные лилии.

— Неужели ты сам будешь прислуживать за столом? — уточнила я. — Не слишком ли много чести…

— В самый раз… — шепнул он, взглянув мне в глаза. — К тому же это доставит мне истинное наслаждение.

Я пригубила вино, чтоб скрыть усмешку, а он беззвучно исчез в темноте. За последние годы я уже отвыкла от такого обращения, а ведь когда-то это было для меня привычным делом. Неужели меня опять будут носить на руках, окружать заботой и возводить на пьедестал? По правде говоря, иногда это бывает очень утомительно.