Мрачный залив

Я слышу чихание со стороны патрульной машины и вижу помощника шерифа – он кутается в одеяло. Только сейчас я замечаю, что вид у него жалкий и мокрый, с его одежды капает вода. Он залезал в пруд. Смотрел, не выжил ли кто. Но машины «Скорой помощи» здесь нет, только фургончик коронера, за рулем которого сидит молодой афроамериканец в рабочем комбинезоне. Никто явно не торопится.

– Значит, в машине нашли труп? – предполагаю я.

– Два, – отвечает Кеция и бросает взгляд на помощника шерифа. – Он нырял в воду на тот случай, если они еще живы. Но нет.

– Двое. – Что ж, это плохо, но она видела и худшее. Здесь глушь, где царят примитивные законы и наркоторговля. Во время этого долгого пути в темноте я думала о том, почему Кеция позвонила мне. – Кец… это имеет какое-то отношение… ко мне? Или к Мэлвину?

Это мой худший кошмар – что меня снова выволокут на всеобщее обозрение, вместе с моими родными. Она знает это.

– Нет, – отвечает она. – Ничего такого. Извини, мне нужно было сказать это по телефону. Я просто… в этом деле есть аспекты, в которых ты, как я решила, можешь мне помочь. Неофициально.

Это кажется мне странным. Кеция на многое способна, но когда речь идет о расследованиях, она обычно строго придерживается протоколов.

– Ладно. Так почему ты считаешь, что тебе нужна неофициальная помощь?

– Потому что дело плохо. Хуже не бывает. – Она делает глубокий вдох. – В машине, на заднем сиденье, два трупа маленьких девочек, все еще пристегнутых ремнями безопасности к детским креслам. Возраст – около года, не знаю точно. Вероятно, близняшки.

Кец произносит это вполне спокойно, но я знаю, что она совершенно не испытывает спокойствия. Чувствую, как внутри у меня все стягивается в болезненный узел, и я снова смотрю на машину в пруду. Молча. Трупов отсюда не видно. Слава богу. Наконец я говорю:

– Но ни следа водителя?

– Ни следа кого бы то ни было. Только мертвые дети. – На последнем слове ее плечи вздрагивают, но не поникают – наоборот, каменеют. Во взгляде Кеции блестит металл, она не моргает. – Я хочу найти эту тварь. Очень хочу.

Трудно думать о чем-либо, кроме этого холода, кроме подавляющей атмосферы этого места. Я моргаю, и мне кажется, будто я вижу утонувших девочек в машине. К горлу подступает тошнота, голова кружится от холодной, сырой вони, поднимающейся над прудом.

– Ты думаешь, кто-то из родителей…

– В том-то и дело – я не знаю. Быть может, у водителя что-то случилось с машиной, а когда он вышел, его похитили, и похититель столкнул автомобиль в пруд, чтобы скрыть случившееся… Может быть, он даже не заметил детей… – Она вздыхает, и я ощущаю в этом вздохе раздражение. Злость. – Я просто строю догадки. Мы должны взвесить все улики, которые найдем. Совершенно ясно, где именно машина съехала в пруд; следственная бригада выяснит, столкнули ли ее, или же кто-то сидел за рулем.

Я откашливаюсь, пытаясь избавиться от омерзительного привкуса во рту.

– Может быть, водитель… вероятно, их мать… смогла выбраться из машины, но не сумела спасти детей. Может быть, она ранена и блуждает где-нибудь в лесу.

– Может быть, но, скорее всего, нет. Помощник шерифа Доуг еле выбрался из воды и клянется, будто, когда он залезал в пруд, никаких следов на берегу не было. Никто не мог бы выползти на берег, не оставив за собой борозду в грязи.

Мне не хочется отсекать эту версию – я вижу, что Кеции тоже. Если б мать пострадала в аварии и в полубессознательном состоянии заблудилась в лесу, это происшествие было бы просто несчастным случаем. Трагедией, да. Но теперь оно становится чем-то куда худшим. Зловещим и ужасающим.

– Ты позвонила в полицию штата?

– Должна позвонить. Но я намерена попытаться взять это дело себе. Этот пруд находится в пределах округи Стиллхауз-Лейк.

– Половина пруда, – поправляет помощник шерифа, дрожащий в своей машине. Мне не нравится взгляд, который бросает на него Кец. – Вторая половина находится на территории нашего округа.

– Машина на моей половине, – заявляет она. – Я буду сотрудничать с полицией округа и штата, но вести это дело хочу сама.

Я киваю. Я все еще не знаю, на самом деле, почему я здесь. Я частный следователь, а не коп. Да, я подруга Кец, но Теннессийское бюро расследований вряд ли придаст этому особое значение. Поэтому спрашиваю очень мягко:

– Кец, ты их знаешь? – Я не могу придумать никакой другой причины, по которой она была бы так… заинтересована этим случаем. Но она качает головой. – Тогда почему…

Кеция не хочет говорить мне, и ей требуется почти две минуты, чтобы подыскать слова.

– Мы с Хавьером уже несколько месяцев говорили о том, чтобы обзавестись детьми, – произносит она. – Вчера я сделала тест, и… – Поднимает руку ладонью вверх и улыбается с ноткой горечи. – Оказалось, что я беременна. Я была невероятно счастлива, а потом поступил этот звонок, и теперь, видя это… я не знаю, Гвен. Я знаю только, что не могу оставить это так. Просто не могу.

Я беру ее за руку, хотя вряд ли она своим жестом предлагала мне сделать именно это, и ее пальцы смыкаются с моими. Она делает резкий вдох.