В последний миг отчаянно дернулся вправо, лезвие ударило в камень, оглушив визгом металла по камню. Бок опалило болью. Он с трудом поднялся на колени, выдержал удар меча, выставив обеими руками над головой секиру, руки онемели по локти, кое-как поднялся на ноги, и тут же страшный удар бросил его на землю. Он ударился головой о каменную стену. Волк с ревом надвигался, Мрак закрылся секирой, выдержал еще пару ударов, в ответ сумел ударить сам, смутно слышал чей-то крик, но тут же опять упал. Он поднялся, и снова в голове взорвалось от грохота и жуткой боли.
Он все поднимался, избитый и окровавленный, и в толпе потрясенно молчали. Наконец поднялся с выщербленной секирой только в одной руке, а другая, залитая кровью и обезображенная, бессильно висела вдоль тела. Кто-то из артанцев не выдержал:
– Такого бы да на нашей стороне!
– Да уж…
А Шулика пробормотал:
– Это мы можем быть на его стороне или не на его.
Когда Мрак поднялся в десятый или одиннадцатый раз, среди артанцев пробежал говор:
– Он из бронзы, что ли?
– Куда там бронзе… уже б сломался.
– Что за… человек ли вообще?
– Человек, – ответил голос Шулики. – Как раз он – человек.
Мрак тряхнул головой, и капли крови на мгновение очистили взор. Волк надвигался ухмыляющийся, огромный, несокрушимый. Внезапно к Волку сзади подошел Шулика. Рука артанца властно схватила Горного Волка за плечо.
– Погоди!
Волк раздраженно дернул плечом:
– Чего еще?
– Мои воины требуют жизни для этого человека.
Волк вскинул брови:
– Жизни?
– И свободы, – добавил Шулика, вспомнив про обещание Волка бросить варвара в пыль с перебитыми ногами и руками. – Пусть уходит… как есть. Если не умрет от ран, что случится скорее всего, то, значит, и наши боги желают ему жизни.
– Что? – взревел Волк.
В ярости он стал еще выше ростом, раздался в плечах, и вид его был ужасен, как у самого бога сражений. Устрашенные артанцы, однако, по движению руки Шулики выставили копья. Острия почти упирались Волку в грудь. Другие взяли на изготовку боевые топоры.
– Пусть уходит, – повторил Шулика настойчивее. – Их было двое. Один ценой жизни защитил кордоны Куявии, второй только что защитил ее честь. Убив его, мы потеряем больше.
Волк, казалось, вот-вот кинется на артанцев. Глаза его полыхали огнем, лицо дергалось. С трясущихся губ потекла желтая пена. В глазах росло и ширилось безумие. Рука крепче стиснула рукоять меча, и Шулика повторил громче:
– Пусть уходит. Ты сразишься, когда он будет стоять на ногах. Нет чести в победе над раненным не тобой. А у тебя есть другая задача.
Мрак видел, как огромным усилием воли Волк взял свою ярость в кулак. Взгляд очистился от сумасшествия, и Мрак внезапно понял, что хотел сказать Шулика. Да, границы Куявии подтверждены. Артания не получит ни пяди ее земли. Но в самой Куявии трон может занять более дружественный к Артании тцар!
В гудящей от боли голове Мрака мелькнуло только одно имя. Если Волк сейчас убьет Додона и его слуг, то Светлане не уйти от его рук.
– Нет, – прохрипел он. Выплюнул сгусток крови размером с кулак, прохрипел громче: – Нет… Я не дам этому трусу уйти от боя.
Артанцы зароптали, а Волк повернулся как ужаленный:
– Я трус?
– Подлейший, – прошептал Мрак. – Сражайся.
Шулика тревожно посмотрел вокруг, лица артанцев были хмурыми, сказал торопливо:
– Ты – герой, признаю. И ты сразишься с ним… потом.
– Нет, – качнул головой Мрак. – Это подлейший из людей. Его не женщина породила. И долг каждого на свете – сражаться с ним. Не откладывая.
Мальчонка из толпы бросился к Мраку, с плачем попытался выпихнуть его из круга. Мраку показалось, что он узнал малыша, хотя в гудящей голове был только горячечный туман. Обезумевший от ярости Волк, по губам которого пена потекла еще гуще, ухватил мальчишку за волосы с такой яростью, словно дотянулся до самого Мрака, поднял в воздух. Ребенок кричал от боли, колотил Волка по груди кулаками, бил ногами. Волк, продолжая хохотать, швырнул его оземь, наступил ногой. Все слышали, как хрустнули тонкие детские косточки.
В толпе ахнули, заплакали женщины.
– Ты не человек… – повторил Мрак. – И не женщина тебя породила, гад ты ползучий!
Кто-то из артанцев протянул ему свой топор. Мрак отбросил секиру, от нее остался лишь обломок, сжал рукоять топора обеими руками, шагнул вперед и обрушил удар на врага. Волк даже не пытался закрываться щитом, небрежно подставил меч, в глазах были торжество и ярость. Острие уже поворачивалось в сторону противника, суля наконец-то смерть.
Топор Мрака звякнул о меч, тот с леденящим душу звоном переломился. Затем был треск: острое лезвие разрубило на груди Волка доспех. Раздался страшный крик Волка, от которого вздрогнули стены. В мертвой тишине слышалось хриплое дыхание Мрака. Залитое кровью топорище выскользнуло из ладони, он сам едва держался на ногах, шатался, глаза его неверяще смотрели на Волка.