Мрак в конце тоннеля

И как перевели меня в этот отсек, я тоже не помнил. Очнулся на койке под солдатским одеялом. Матрас настолько мягкий, что я мог лежать на раненой спине, почти не испытывая боли. Левое плечо в бинтах, на голове повязка. Лампочка под серым в разводах потолком, бабочка, непонятно, как залетевшая под землю. И еще толща земли надо мной, и московские руины. Но это меня почему-то совсем не пугает, и на психику не давит. После того, что со мной случилось, мне уже ничего не страшно.

Бабочка вдруг застыла перед моими глазами, распылалась по ширине, растянулась по высоте. Ничего страшного, просто я теряю сознание…

В чувство меня привел яркий свет из расшторенного окна. Не успел я открыть глаза, как мое истерзанное сознание выдало безумную мысль, и мне взбрело в голову, что это световое излучение атомного взрыва. Но здравый смысл не оставил меня в беде. Ядерную вспышку можно увидеть в окно, а как окно могло оказаться в подземном помещении?

Разум продолжал торжествовать, и я понял, что нет никакого взрыва, зато есть окно. Самое обыкновенное окно, из которого – в рамке из деревьев по нижней кромке и двух высотных зданий по бокам – отчетливо было видно синее, слегка подернутое кисельными облачками небо. И солнце ярко светит откуда-то свысока, наполняя мою душу невообразимым восторгом.

Дома, те, что я видел в окне, стояли как невесты в свадебном наряде. Стены белые, незакопченные, стекла в окнах целые, не выбитые ударной волной. И макушки деревьев ярко-зеленые, листва необожженная… Значит, не было никакого ядерного взрыва! Значит, Москва нерушимо стоит на своих семи холмах!

На экране мысленного взора вдруг всплыло торжественно-загадочное лицо Болгарова. Я требовал от него объяснений по гамма-излучению, и он собирался его дать.

«Должен же я был вас как-то успокоить, – приглушенно-звонко прозвучал его голос. – Я вам даже больше скажу, прибор не работает… То есть он работает, но там встроенный источник радиации…»

Он не договорил: помешал крик Нины. Но когда я привел Славу в чувство и потребовал суда над ним, Болгаров снова собрался нам все объяснить.

«Не надо! Хватит!… Я вам сейчас все объясню! Дело в том, что…»

Но в этот раз договорить ему не позволили ворвавшиеся в бункер упыри. И он не смог объявить, что ядерная война была вымышленной.

А объявить об этом он собирался как раз в ночь на последний день нашего пребывания под землей – по плану экскурсии. Дескать, извините, что шоу зашло слишком далеко; войны никакой нет, и по случаю столь замечательной новости туристов, преступивших закон, неплохо бы отпустить. Чтобы не чернить репутацию заведения и чтобы следующая группа туристов не лишилась удовольствия вкусить прелестей ядерной катастрофы… Мы бы встретили слова Болгарова бурными овациями, собрали бы свои вещи, а утром после завтрака отправились бы по домам.

Не было никакой войны… А ведь я должен бы сам догадаться, что это был всего лишь розыгрыш. Я же оперативник с приличным стажем, у меня аналитический склад ума… Но что-то мешало мне искать и находить правильные ответы на вопросы, время от времени возникающие в моем сознании. А ведь они были, эти вопросы. Например, мне почему-то не очень верилось, что Болгаров со страху заблокировал дверь. И еще подозрение вызывала неисправность индивидуальных дозиметров, которые могли бы показать уровень полученной радиации. И Валера меня порой настораживал. Иногда казалось, что он играет какую-то роль. И еще, слишком он много знал… Но что-то мешало мне сосредоточиться на своих подозрениях. Как будто какой-то зомбирующий сигнал поступал в мое сознание…

Ядерная война оказалась мистификацией. А мутанты? Ведь они были! Я точно знаю, что были!!! Или я сошел с ума?

В палату зашла врач, средних лет грузная женщина с тройным подбородком. Ни ватно-марлевой повязки на лице, ни противогаза, а вместо защитного костюма – обычный белый халат… Точно, нет никакой войны.

Ничего не говоря, она подсела ко мне, заглянула в глаза, затем поводила рукой перед лицом. И наконец низким грудным голосом поинтересовалась моим самочувствием. У меня болела и кружилась голова, подташнивало, и я не стал это скрывать. А она в ответ поделилась со мной своими соображениями. Черепная коробка выдержала удар камня, не треснула, но сотрясения мозга избежать не удалось. Предположительно у меня была третья степень, потому что я терял сознание. Рентгенографию уже провели, трещин в черепе и смещения шейных позвонков не выявили. Направление на энцефалографию и эхоэнцефалоскопию выписано, и я должен пройти эти труднопроизносимые процедуры в течение дня. К тому же мне нужно было побывать и у окулиста, чтобы тот осмотрел мое глазное дно.

Рана на спине, как оказалось, вообще не вызвала у врача тревог. Острие неглубоко проникло под кожу, и крови я потерял совсем немного. И сепсис мне вроде бы не грозил.

Врач прописала мне постельный режим на пять суток, назначила болеутоляющий седалгин, от головокружения – танакан, для сосудов – кавинтон и ноотропил. Ну и, разумеется, витамины для бодрости тела.