Мраморное поместье

Действительно, пейзаж был великолепен. Все необходимые элементы были налицо. За нами темными объятиями широко раскинулся лес. Перед нами мягкий склон, засаженный молодым садом в цвету, внизу окаймлялся извилинами реки. Равнина, на которой мы находились, справа невдалеке круто обрывалась над рекой. Обрыв, заросший орешником и березкой, находясь на нашем берегу, тем не менее, был почти против нас, так как река полупетлей заворачивала в этом месте для того, чтобы дальше разлиться в бесконечную даль по лугам, на которых блестели ее разливы и мелкие озерца. С левой стороны река протекала перпендикулярно к аллее холмов, причем, подходя к левому крылу бывшего за нами леса, вдали сливалась с ним. Эта схема не дает, конечно, достаточного представления ни о красоте залитых солнцем красок, ни о гипнотизирующем влиянии тихого падения лепестков цветущего сада под крыльями жужжавших пчел, ни о неге слегка припекавшего утреннего солнца.

Очарованный, я оторвал взор от блеска раскинутых озер и обернулся к Маре, и тут только рассмотрел ее глаза. Если бы я не боялся показаться слишком банальным, то сказал бы, что взор мой от ярких, веселых озер попал в тихие, затененные и печальные. Эти глаза что-то напоминали… Она спокойно сидела на садовой скамье и смотрела вдаль. Что они мне напоминают, не дымчатым цветом, а своим выражением много пережившей усталости? Я знал, что, силясь припомнить, буду рассеян, а потому, стараясь не поддаться своему настроению, пытался создать атмосферу спокойного доверия, столь необходимую для врача.

— Ну-с, — начал я… О, это «ну-с»! Как часто раздражали меня молодые коллеги, ничего другого, кроме этого «ну-с», у профессора не перенявшие. И все-таки я сказал:

— Ну-с, теперь, когда вы немного успокоились, позвольте мне не приступать сразу к своим обязанностям, а поговорить с вами в качестве случайного гостя этой прелестной усадьбы.

Развязность у меня деланная, но я очень хорошо ею владею, когда нужно. Эти слова произвели некоторое действие. Девушка улыбнулась, правда, одними губами. Глаза остались усталыми, но в них на мгновение мелькнуло любопытство.

— Я очень рада… Здесь очень хорошо, но иногда слишком одиноко.

Она говорила очень тихо и просто.

— Это нехорошо. Может быть, и нервы у вас пошаливают оттого?

— Нет, это не потому…

Заметив по мгновенно потемневшим глазам девушки и чуть дрогнувшим бровям, что затронул что-то, я быстро вставил:

— А вас никто не навещает из соседей?

— К маме приезжают иногда по делам, но это деловые люди…

Она, видимо, затруднялась продолжать, но я понял и добавил:

— А скажите, пожалуйста, неужели и зиму вы проводите в этой глуши?

— При жизни папы я почти не выезжала отсюда.

— Значит, вы получили домашнее образование?

— Да, а после смерти отца и Анютки…

— Это была ваша сестра?

— Нет… Да, я забыла, что вы не знаете. Это была… моя подруга.

Я заметил, что она замялась…

— Когда она умерла, мне было очень тоскливо одной. Я держала экзамены и поступила в К-кий университет.

— На какой факультет?

— На медицинский.

— А, значит мы в некотором роде коллеги. Я тоже из К-го университета. И вы кончили?

— Нет, я была всего… всего некоторое время…

Мне хотелось спросить, почему она бросила университет, но я заметил, что нервная девушка запнулась на последних словах.

Произошла короткая пауза, после которой она с неожиданным интересом спросила меня:

— А вы когда кончили?

— Пять лет прошло.

— Пять… Значит, вы не могли…

— Что?

— Нет, это я думала, что, может быть, общие знакомые…

Руки ее неспокойно сжали свернутую трубкой коленкоровую тетрадку…

— Но если пять лет тому назад, то, значит, вы не могли знать…

Запнувшись, девушка слегка побледнела. Как врач, привыкший к наблюдениям, я не мог не заметить этих частых перемен и подумал вскользь о том, что нужно будет внимательно выслушать сердце, но прежде мне хотелось поддержать оборвавшийся разговор. Случайно взор мой упал на предмет, привлекший мое внимание: он лежал на скамейке возле Мары; это был стебель и чашечка лилии из мрамора.

— Как у вас тут много мрамора!

— Да, когда-то тут почти все было из мрамора. Это я нашла в одном из мраморных фонтанов.

— А скажите, не знаете ли вы, что значит эта надпись на холме под крестом: «Sono stanca»?

Она перевела на меня свои прекрасные, окаймленные легкой синевой, усталые глаза и со странным, неподражаемо красивым выражением сказала:

— Я устала…

Эти слова так гармонировали с общим впечатлением, какое она производила, что в первый момент мне показалось, что она жалуется на усталость.

— Это значение надписи? — переспросил я.

— Да.