Мсье Гурджиев

МНЕ осталось рассказать о самом неприятном. Спустя несколько месяцев после смерти Кэтрин Джон решил жениться. В следующем году, в мае, он вступил в брак с девушкой французского происхождения, Виолет Ле Местр. Что же касается Гурджиева, то, когда его спрашивали о Кэтрин Мэнсфилд, он всегда отвечал с выражением глубокой искренности: «Я ее не знать».

Мне кажется, что теперь нужно подумать о скандальности поведения того и другого. Для Джона Мидлтона Мурри, несмотря на всю его печаль, жизнь продолжалась. Он, с его умом, понял все величие, весь трагизм произошедшего, но именно из-за этого величия и трагизма решил бежать прочь, найти забвение в обычных поступках обычной жизни.

И, кроме того, кончина жены явилась для Джона поводом вести себя так, как ведут себя все; чтобы любовь не была больше чем-то недостижимым и требующим стольких сил. Он, наконец, сможет жить с обычной женщиной, жить «как все», то есть удобно, сообразуясь с нормальными желаниями и привычками; жить спокойно, радуясь своему существованию и любви, о которой никто тебя постоянно не допытывает, настоящая ли она.

На уровне обычного человека, каким был Джон, опасавшийся потерять свою «целостность», и какими являемся все мы, все проходит, забывается, меняется, потому что ничто никогда не меняется по-настоящему и важно лишь продолжать». Нас это будет всегда внутри слегка беспокоить: «Возможно ли, чтобы жизнь продолжалась? Как быстро все забывается!..» Но при этом мы будем продолжать жить, даже с каким-то наслаждением подчиняясь этому безжалостному закону.

С точки зрения Гурджиева, Кэтрин Мэнсфилд, умиравшая у него на руках, еще не достигла подлинного «бытия» 264 265 в том смысле, как он это понимал, не обрела истинного «Я». На уровне же обычной человеческой личности, сколь благородным бы ни был ее порыв, величие предпринятого, высота страданий, ум, острота чувств все это ничто, абсолютное ничто, «дерьмо».

«Я не знать», говорит Гурджиев, Истинный Человек. А на нашем уровне Джон Мидлтон Мурри повторяет: «Я знал, увы, я знал! Но дайте же мне успокоиться, утешиться, забыть, поступить так, как если бы я не знал!»

Таковы две фигуры этой скандальной истории: фигура человека, «слишком человека», и фигура «сверхчеловека». «Слишком сверхчеловека», как сказал бы Лоуренс.

На первый взгляд Кэтрин умерла, потерпев крах. Джон сразу же вступает в новый брак, зажмуривает глаза, затыкает уши и бежит прочь со всех ног. А Гурджиев заявляет, что она собой ничего не представляла и умерла, так и не обретя души. «Вы хотеть подохнуть как собаки?» спрашивал он своих учеников, чтобы подхлестнуть их. Кэтрин умерла «как собака». Ничто не было принято во внимание. Она жила, страдала, надеялась и «работала» впустую. В последние мгновения она, правда, испытывала любовный восторг, и Джон был этим тронут. Но любовный восторг это ничто, он поднимает немного больше пыли, чем обычно, а потом ветер успокаивается и пыль оседает. И Джон, и Гурджиев проиграли. А Кэтрин покоится теперь в чужой Авонской земле. Джон отвернулся, потому что он был обычным человеком, а Гурджиев потому что был или считал себя гораздо большим, чем просто человек. Все проиграно и на земле, и на небесах. Спасения нет. Все забыто.

Но так ли это? С точки зрения человеческой, слишком человеческой, вода чересчур пресный напиток. С точки зрения сверхчеловека тоже. Существует ли третий источник, чья вода показалась бы нам сносной? Это и есть последний вопрос.

Часть III ГУРДЖИЕВ И МЫ

ГЛАВА ПЕРВАЯ Facilius est neus facere, quam idem [20] Гурджиев в Париже. В Гурджиеве как будто происходит перемена. Он избирает разор. Эзотерическая школа просвещает детей века сего. Горемыки. Немного обвинений.

КАК видим, после страшной автомобильной аварии Гурджиеву стало не под силу руководить Авонским Аббатством. Он продал замок и с 1934 года поселился в Париже на улице. Колонель-Ренар близ площади Звезды[21].

Начался его экзотерический период. Число учеников стремительно росло. Обучением занялось множество инструкторов, Гурджиев же их слегка направлял. Сам он «работал» лишь с избранными. После смерти Зальцмана над всеми «группами», расплодившимися в Париже, Лионе, Лондоне, Нью-Йорке, Южной Америке и Австрии, фактически начальствовала его вдова.

Создавалось впечатление, что Гурджиев доверил начальный курс своим помощникам, не опасаясь, что те внесут смятение в умы, дабы привлечь как можно больше учеников. Время его уже подгоняло. Не забрасывал ли он сеть наугад, чтобы, наконец, уловить ученика, способного воспринять его мощь и сокровенное знание?