Мсье Гурджиев

22 июля. Когда я по вечерам растягиваюсь в постели, душа и тело приходят в изумление. Тело ожидает боли и удивляется, что она не приходит. Нередко чувствую сильное внутреннее жжение, но приятное, словно греешься у огня. Сон спокойный. Верю, что во мне незаметно зреет благотворный перелом. Мой ум совершает все новые неожиданные открытия. Я понимаю, что происходит, но тем не менее удивляюсь.

27 июля. Вчера пришла к нему усталая, едва доползла. Читала книгу два часа. Ушла легкая и сильная. Прошла несколько километров и совсем не утомилась. Физически переживаю весну, а за окном холодный июль… Заряжена, как динамо-машина.

30 июля. Когда я читала, вошел Гурджиев. Я заканчивала главу о религиях. Высказала ему свое восхищение, стараясь употребить меньше слов и жестов: он не любит «открытых проявлений». Видно, что он доволен.

Считает, что мое здоровье постоянно улучшается. Добавил: «Это что! Скоро начнется другое».

Август 1936 г. Никаких болей. Не чувствую своих органов. Мое тело знает, что созерцает чудо. Дух еще не приучился приходить в восхищение. Наблюдаю, как во мне происходит нечто грандиозное. Мозг не единственный наблюдатель, некоторые наши органы отмечают внутренние перемены точнее, чем мозг. В эти минуты я ощущаю в себе колесо, которое безостановочно переворачивает меня с ног на голову, физически и душевно. Колесо, которое вращается силой моих освобожденных органов и сознательным стремлением обрести то, что мне «предназначено». Этот праздник жизни не врожденный. Не могу его постичь, но подсознательно всегда к нему стремилась, была готова: Без этого ничего бы не вышло.

Август 1936 г. Мне удалось в целом понять моего учителя только потому, что я искала его, изучала тридцать лет. Смирение Христа связано с его босыми ногами, пустыней, временем… У Гурджиева оно кажется шуткой или кривляньем. Считаю, что Гурджиев действительно почти мессия то есть мессия без зрителей, без окружения. Он «существует», а ослепший цивилизованный мир не желает видеть в нем провозвестника. Но у него есть несколько учеников. Этого достаточно, чтобы засвидетельствовать, что он «видел» на сто или двести лет вперед. Человечество долго вынаши-вает свое будущее, оно только еще начинает понимать, что с ним происходит. Потребуются века, чтобы разрешиться мессией.

27 сентября 1936 г. Уже много месяцев назад стала очевидной бессознательность людей, подготавливающих то, что они считают неизбежностью, войну. При этом чистосердечно заявляя, что хотят только мира.

30 сентября 1936 г. Каждый день хожу изучать его рукопись. Он настоящее событие в моей жизни, восхи- щаюсь им.

Наступает время разрушения война. А я тем временем прибираю свою квартирку, стараюсь сделать ее поуютнее, поинтимнее… Но понимаю, что все равно ее лишусь внешняя ли война, внутренняя ли… или обе разом.

Печально, что ко мне «вернулись» силы.

Три года я свыкалась с мыслью о смерти. Теперь меня переполняют желания, порывы, влечения.

28 октября 1936 г. «Он» делал мне только добро, но постоянные боли держали меня в напряжении, и вот их не стало, и я внутренне расслабилась. Потом наступила зима. Мое тело испытало ту же перемену, что и поседевшая от инея земля. Деревья механически вздымают свои ветви к небесам. У организма есть свои дурные привыч ки. Если он долго страдал, то хочет еще пострадать. Он более нервен, более чувствителен. Чувствую, что поскользнулась. Бывают минуты уныния. Стараюсь не поддаваться, но не выходит.

31 октября 1936 г. У него. Рассказала о моем состоянии, моем несчастье. Он так и предполагал… все идет нормально.

Гурджиев предупредил меня с самого начала: «Я могу избавить от болей и тем подготовить почву для иного».

Я знаю, что речь шла об особой «работе», способствующей одновременному оздоровлению и души, и тела. Но хватит ли у меня на нее сил?

Он ушел к себе в кабинет, а я принялась за чтение. Буквально через мгновение меня всю затрясло. Я читала с передышками с двух до шести. На другой день мне стало лучше.

Понедельник, 2 ноября. Сильное переживание. Когда я пришла к нему, он сам открыл мне дверь. Я тут же сообщила: «Мое тело все обновилось». Света из маленькой гостиной хватало, чтобы осветить его целиком. Он не прятался, наоборот, подался назад и оперся на стенку. Впервые он предстал передо мной таким, какой на самом деле… как будто вдруг сорвал маску, под которой ему приходилось скрываться. Его лицо выражало милосердие, обнимающее весь мир. Замерев, я стояла перед ним, глядя во все глаза. Я испытывала благодарность столь глубокую, столь мучительную, что он счел необходимым меня успокоить. Посмотрев на меня своим незабываемым взглядом, он произнес: «God helps me (Бог мне поможет)».