Итак, Гурджиев решил, что пришла пора опубликовать его заметки. Ему хотелось, чтобы они разошлись как можно шире. Одни издания стоили бы бешеных денег, другие раздавались бы даром. Начать следовало с тщательно подготовленных, прекрасно оформленных томиков для избранных. Имело смысл начать именно с этого сразу потекли бы доллары, те самые, что и подвигли Гурджиева впервые дать почитать свои сочинения. Потом тысячи книжечек карманного формата, на тонкой бумаге, они раздавались бы на каждом углу, в бистро, в портах. Какой щедрый посев! А это одно из главных свойств любого божества. И мы, французы, его не разочаруем, ибо раздавать бесплатно будут именно нам. Не только как самым скупым, но и как самым недоверчивым. А недоверчивые угодны Богу.
НОВЫЙ чудотворец, понимая, что партия сыграна, ожидание подлинного ученика тщетно, а час близок, вдруг раскрывает карты. Разом вот вам эзотеризм въяве. Все тайное открыто миру. Подумать только: новый чудотворец отважился отправить в странствие по свету на рыдване печатных текстов то, чему подобает быть антиидеей и антифразой. Дело, однако, сделано при его-то недоверии к людям, особенно к приближенным. Он пустил бутылку на волю волн, закинул в пучину свою коварнейшую снасть на самую крупную рыбу.
«Твои новоявленные современники…» В этом определении Вельзевула сосредоточено все презрение к людям, с которыми приходится общаться его внуку Гаруму[41]. Он пытался объяснить внуку, в каком пустопорожнем окружении влачит тот свое существование. Ну и толчея вокруг: прожектеры, спесивые призраки, роботы. И эти новоявленные современники еще и обидчивы, их задевает грубоватый гурджиевский юмор, им, разумеется, не по вкусу его кавказские шуточки. Читая Гурджиева, они не понимают, что перед ними большая литература. Он ведь не знаменитый писатель, не лауреат Гонкуровской премии. Потому они и не дают себе труда разбить прочную скорлупу и добраться до самих ядрышек, которых к тому же и несколько одно в другом. Какой бы им открылся писатель (и не только)! Лишь немногим посчастливилось быть современниками писателя такой силы.
Успенский же, даже как-то неожиданно, пришелся ко двору. Полюбился толпе зевак, готовых лопать все без разбора. Таблица водородов им ни к чему, зато они обожают анекдоты. А выпуски серии «Всё и вся», которые вскоре будут переведены, это совсем иного рода кирпичики под ноги тем, кто желает перебраться через лужу. Это тексты трудные для восприятия, ветвящиеся, переплетающиеся. Гурджиев добивается совершенно невозможного: передает сообщение посредством языка, но вопреки языку, посредством текста, но вне текста. В результате получается литература, враждебная литературе. Тут он не первый существует «Пантагрюэль», а также «В поисках утраченного времени», «Пора в аду», «Мальдорор». Однако и в них чувствуется преемственность. Переварить же столь полную новизну ценителям литературы не под силу. У Гурджиева антилитература. Он и не скрывает своего презрения к литературе, а этого они не простят.
Иных же надолго растревожат истории, которые рассказал Вельзевул своему внуку. В поисках счастья они решатся спуститься в эту пещеру и достигнут важнейшей главы, где разворачивается последняя сцена космологической драмы Гурджиева, оставляющей надежду на всемирное освобождение в далеком будущем. Место действия таинственный Тибет, до того почти неведомая земля. Только здесь люди обрели наконец последнюю решимость, прониклись самоотрешенностью. Человеческие судьбы как бы образовали связки, словно альпинисты перед решительным штурмом вершины. Они уже знали, где надо искать эликсир вечной жизни, о котором мечтали средневековые алхимики. Однако бессмертия следовало достигнуть иначе: тут не поможет ни слепая вера, ни колдовское зелье, а только знание тайн Бытия и могучее личное усилие. Но победить в этом беспощадном сражении сможет лишь хорошо обученный и вооруженный воин. А люди привыкли добиваться господства самым кре-тинским способом просто разрушать. Таковы современные завоеватели, создатели новых империй: они не меньше варвары, чем вестготы, такие же дикари, как неандертальцы. Ну как втолковать англичанину, что судьба мира решается на Тибете и поэтому надо оставить Тибет в покое? Чтобы окончательно созреть, тибетцам может понадобиться всего несколько лет (а может быть, несколько недель). Получается, что судьба человечества зависит от случайной пули, выпущенной англичанином на Тибете, завоеванном ради великой цели вящей славы Альбиона. Нажмет какой-нибудь чело-векоробот на гашетку и падет возможный спаситель мира. А следующего нам придется ждать еще сотню тысяч лет.
Вот что говорил Вельзевул своему внуку.