Мстерский летописец

3 мая 1882 года эта статья была опубликована в «Современных известиях» под псевдонимом Проезжий.

«…Если святотатственная рука не пощадит фресок, — в запальчивости гневно писал Голышев, — пусть рука эта отсохнет…» И, опасаясь, что и газета не поможет, Иван Александрович бросился в Москву, отыскал графа Уварова. Алексей Сергеевич ужаснулся затеянному подновлению, хотел было сразу ехать во Владимир, но потом понял, что владимирский губернатор может и его не послушать.

Решили срочно создать комиссию из самых влиятельных ученых-археологов, членов московского археологического общества. Уваров всю свою прислугу разослал разыскивать профессоров. Дорог был не только день, но и час. Нашлись Забелин, Румянцев, Мансветов, Иловайский… — все люди известнейшие. Забелина избрали председателем комиссии.

Через десять дней после статьи Голышева в «Современных известиях» ключарь владимирского Успенского собора протоиерей А. Виноградов заверял общественность, что фрески XV века работы Андрея Рублева и Даниила Иконникова и не собирались уничтожать. Но 15 мая созданная в Москве комиссия ученых, включая графа Уварова, все-таки прибыла во Владимир.

Ученым удалось защитить древние фрески. Неуемному в переделках московскому мастеру было отказано. Голышев предложил реставратора — мастера из Палеха Сафонова. Сафонов был в Палехе «ученый и просвещенный», потомственный иконописец, водил знакомство с московскими и петербургскими церковными живописцами, что «дало ему вкус и понимание старины». Отец его составил целый сборник древних образцов иконописи византийского стиля. Сын приобрел еще Строгановский сборник и десятки других карандашных снимков с древних икон. И принципом в своей работе Сафонов сделал «возвращение иконописи к ее первым образцам первых христианских лет на Руси».

Теперь Голышев успокоился. Этот мастер не испортит старины. «Слава богу, благое дело увенчалось успехом. Как я рад этому! — писал он Семевскому. — Во Владимире из археологов уже нет никого за смертью К. Н. Ти-хонравова, и вандальское разрушение драгоценной древности, к сожалению, не редкость. Сперва владимирские власти духовного звания, во главе с преосвященным, сердились и обижались на меня за печатное слово правды, но потом сами же убедились, что это послужило к полнейшему благолепию и сохранению замечательного искусства, а вместе с тем и к их собственной пользе и чести, что у них есть такое сокровище…»

Через два года реставрация в соборе будет успешно завершена. 18 марта 1884 года Общество истории и древностей московских при Московском университете, членом которого был уже и Голышев, будет праздновать свое восьмидесятилетие. После торжеств почти вся гвардия собравшихся ученых отправится во Владимир на открытие после реставрации Успенского собора. Два дня ученые будут обозревать фрески и вынесут «полнейшее удовольствие и восторг».

Во время реставрации произведены будут «опыты» и будет открыто еще множество изображений, восходящих к XII веку. Голышев опишет все это потом в статье «Счастливая судьба фресков Владимирского кафедрального собора XII века», сделает еще и оттиск с этой статьи в виде брошюры.

В статье о торжествах Голышев восхищался реставраторами: «простые — смиренные работники… русские… мужички, нашей родной Владимирской Палестины, бывшие крепостные крестьяне, изучившие искусство на Палехской почве, воспитались и возросли здесь, обучились друг от друга здесь же, не в стенах академий, а на своей родине, в своих хатах, деревенских избушках. Это доморощенные художники, хотя и не имеющие высоких званий и дипломов, — честь и слава им!»

О своей роли в спасении фресок Голышев даже не упомянул в статье. Однако начальство пригласило его на торжество. Гости съехались из разных городов страны. Иван Александрович оказался среди именитых людей один из крестьян, без ученых степеней. Было 13 ноября. Чем-то это число было отмечено в его жизни.

«Что же было 13 ноября? Вспомнил!» 13 ноября, ровно тринадцать лет назад, после раздела с отцом, он с девятью копейками в кармане метался, не зная, как выйти из затруднительного положения. Вот почему запомнилось это число. Помнилось еще, как он выпросил тогда у священника 35 рублей в долг на «продовольствие».

С хозяйством он справился. Дело повел исправно. И теперь «сидел за почетным столованием и прочими рос-кошами» среди самых знаменитых ученых России.

«Вот как божественный промысел устрояет дела людские», — думал он, сердце «сжималось» и «трепетало» при «воспоминаниях минувшего».

Иван Егорович Забелин после торжественной части заторопился домой, в Москву. Голышев, чтобы побольше побыть с ученым, тоже отказался от застолья у соборного старосты и пошел провожать Забелина на вокзал.

— Теперь еще одна забота, — говорил Иван Александрович, — на Успенском соборе устроить крышу и привести в должный вид памятник святого князя Андрея Боголюб-ского — каким он был в двенадцатом веке. — Будто это было его обязанностью.