— Думаешь, там по-другому? То же самое подчинение главным. Без рассуждения. Без оглядки… А вдруг мне придется убивать кого-нибудь из своих бывших учеников? Или родных? Нет, Шахумай. Я понимаю, что сейчас время на изломе, но я слишком стар, чтобы меняться. Это вам, молодым. А я уйду вместе с моим временем, когда клятвы были клятвами, когда было еще на что положиться и чему верить, и то, через что нельзя было переступить…
— И ты будешь воспитывать новых эсо для этого… для роана? Чтобы и их убили?
На дворе весело верещали дети, играя, как и мы когда-то. Все начиналось с игры…
— Учитель, разве это не бесчестье тебе?
— Я знаю, как уйти от бесчестья, — невесело усмехнулся он. — Никто не скажет дурного слова об Агвамме. Я уже давно решил, что совершу эшхи-арраш.
Я поняла, что разубеждать его бесполезно. Да и разве он был не прав? Разве я сама не собиралась совершить нечто подобное?
— Только сначала ты сделаешь то, что задумала, — он пристально посмотрел мне прямо в глаза. Он понял. — Ты должна жить. Сначала ты уедешь, потом и я… уйду. Я не вправе мстить роану за ученика. Ты тоже. Но ты это сделаешь, в отличие от меня. А я — нет.
Всего несколько минут назад он говорил мне, что я ничего не должна делать, что я должна молчать…
— Хайгуэ, учитель. Скажи мне только, как я могу найти инут махта?
Агвамма в упор посмотрел на меня, затем чуть улыбнулся.
— Верный ход, Шахумай-эсоахэ. Но помни — тебе придется бежать.
— Я уеду, учитель. Далеко.
— Через два дня я буду у тебя с инут-махта.
Значит, у меня есть еще целых два дня.
Через два дня уходили четыре корабля — два на запад, долгим путем в Таргарин, один — на восток, в Таргерайн, и один на юг, к островам Эку. Хорни нашел хозяина корабля, таргерайнского архуша и долго говорил с ним, окончательно заболтав его. У бедняги, по-моему, голова шла кругом от великомудрых разглагольствований эмаэ о старой крови и о его страстном желании повергнуть свои знания к стопам архуш-баринаха Таргерайна — его там зовут Святейшим. Архуш так растрогался, что взял эмаэ и его язычницу, желающую обращения — меня, то есть — под свое покровительство. Эмаэ плел что-то насчет того, как меня, злосчастную, преследуют за жажду узнать об истинной вере, о том, что я очень высокого рода и все такое прочее… Мне было все равно. Лишь бы уплыть отсюда.
Я тщательно обдумала все, что мне нужно сделать. Во-первых, я должна обезопасить своих родных. Значит, мне нужно отречься от семьи в присутствии свидетелей. Если я убью роана после этого, им ничто не будет грозить. Но роан не должен сразу узнать о моем отречении, иначе я не смогу его убить — он успеет расправиться со мной раньше. А родные будут вынуждены рассказать о моем отречении сразу же, согласно законам клана. И еще я должна буду уйти из эсо клана, иначе если я убью роана, это будет убийство, требующее мести всей нашей семье. Но если я стану инут, то семье мстить не станут… И все это нужно как-то разбросать на оставшиеся два дня, чтобы успеть отомстить и скрыться до того, как на мой след нападут. А что за мной следят, в этом я нисколько не сомневалась. Потому я делала все, чтобы вести себя как убитая горем женщина, которой нет дела ни до чего другого, кроме скорби по погибшему возлюбленному.
В тот же день я призвала махта и выправила вольную Оемаи, а также передала ей во владение свою лавку. Собрала деньги, кое-какие дорогие безделушки и любимые вещи, уложила в резной палисандровый ящичек самые ценные и самые необходимые снадобья и отправила все это на корабль. Когда Оемаи спросила меня, что я собираюсь делать, я ответила, что мне слишком тяжко оставаться здесь после его смерти, и что я намерена отправится в паломничество в обитель Хэмэка. Об этом я отправила покорнейшее прошение роану и вместе с ним — письмо настоятелю Хэмэку, дабы роан прочел его и подтвердил мое прошение своей подписью. С письмами я отправила Кхеву. А потом "приклеила ноготь". Такие слова есть у эсо нашего клана, которые означают подготовку к очень рискованному делу. Из смолы трех горных кустарников варится очень прочный и плохо растворимый клей. Его смешивают с ядом, вываренным из трех рыб кахин и загущенным выпариванием. Потом этим составом на один из ногтей приклеивается тонкая костяная пластинка искусственного ногтя. Если эсо схватывают и он опасается пытки, он просто кладет палец в рот, и ничтожного количества растворившегося яда хватает на то, чтобы сначала исчезла всякая восприимчивость к боли, а затем пришла смерть. Это секрет эсо нашего клана. У каждого клана свои хитрости.
Вечером первого из оставшихся мне дней я посетила свою мать. С начала опалы я почти не жила в ее доме, но сейчас я должна была увидеться с ней и обезопасить ее. Мы с матерью просидели всю ночь напролет, говорили и плакали. Только тогда я в полной мере поняла, что для меня моя мать. Моя гордая, моя самая любимая, самая ласковая на свете мать… Но я так и не рассказала ей, что именно намерена сделать.