Мстислав

Великий князь Владимир оставил Рогнеду, как только принял христианство, и женился на Анне, племяннице византийских императоров… Может, оттого Ярослав питал неприязнь к отцу? Вчера побывал у князя Петруня-городенец, сказывал, явилась в Киев артель иконописцев из Суздаля, Ростова и Владимира, да не богомазы, а мастера отменные. Петруня их взял, и но теплу они станут расписывать Софийский собор. Он, Ярослав, встретится с иконописцами и скажет, что бы хотел увидеть на стенах собора. Пусть люд киевский и иноземцы, войдя в собор, зрят величие и крепость государства Русского.

Покряхтел, поохал боярин Димитрий, но против Мстислава не пойдёшь. Указал князь в еде гридням и боярам урезать, дабы кормить голодный люд. Боярыня Евпраксия возмущалась: - В клетях своих мы ль не вольны? Ужли и нам, боярам, голодом себя морить? Димитрий на жену поглядел насмешливо: - Ты, Евпраксеюшка, Бога не гневи, звон в каком теле! Боярыня взъерошилась: - Тебе-то мои телеса к чему? Ты, боярин, нынче как тот пёс на сене, сам не гам и другому не дам. - Эко, дура, - сплюнул Димитрий. - Батогами поучу, враз язык за забор упрячешь. Евпраксия замолчала. Она не забыла, как ещё в Тмутаракани Димитрий велел холопу посечь её, а тот переусердствовал и так отходил, что боярыня дён пять сидеть не могла… Отошла Евпраксия от скудного стола, всего-то и съела поросячий бочок с кашей гречневой да кусок пирога с капустой и киселём клюквенным запила, надела шубу, во двор выбралась. Намерилась к княгине сходить, да Хазрета увидела. Тот шёл не один, за его рукав Василиска уцепилась, в шубке беличьей, платком укутана. - Здрав будь, воевода, - пропела Евпраксия, - что же Марья-то? Но касог на боярыню без внимания, а Евпраксия ему долго вслед смотрела, Василька вспомнила, ту ночь, когда он к ней гонцом от боярина Димитрия яви лея… Шла Евпраксия, а по пути размышляла, не иначе Марья касогу приглянулась. А мужик он видный, взгляд орлиный, вот разве молчун, да в постели язык-то не всегда и надобен.

5

В марте-березозоле вздохнули черниговцы, пережили зиму. Глядя, как ветер снежные узоры рисует, говорили. - Коли в марте снежок задулинами, то будет урожай на огородину и ярицу. Хотя весна ночами ещё грозила морозами, но днём солнце выгревало, и звонкая капель из-под стрех раздавалась по всему Чернигову. Снег оседал, от ночных морозов становился твёрдым настом, а потом как-то незаметно превратился в ноздреватый, рыхлый, и из-под него потекли ручьи. Мстислав возвращался из обжи. Придержав коня, полюбовался, как мальчишки пускают по ручьям вырезанные из коры ладьи, весело перекликаются. Глядя на них, князь подумал, что голод уже не так страшен, весна несёт избавление и надежду. Сегодня они с Петром смотрели, как перезимовала рожь. Она была сочной и густой. Начало хорошее, было бы и дальше так. Пока ехал из обжи, думал, что прав, когда не послал в полюдье. Уберегли смерда. И на душе у Мстислава радостно…

Утром в горенку ворвался Мстислав, рубаха нароспашь, грудь открытая, а лицо сияет, ровно у подростка: - Княгинюшка, Десна вскрылась! Вышла Добронрава на берег, а там уже люд толпами. Льды на реке трещат, глыба на глыбу лезут. Медленно очищалась Десна, темнела холодная вода в полыньях. Народ радовался: - Задышала, кормилица!

- Жди гостей заморских!

Мстислав жену обнял: - Зачем налегке вышла? Студёно! - Сам-то в одной рубахе. - Мне нипочём, я горячий! Добронрава усмехнулась: - Был, да поостыл. Видать, годы сдают, не те. - Те, княгинюшка, те! И легко подхватил её. - Пусти, люд зрит. - Пусть зрит, чать, не чужую жену. Но отпустил. - А что, княгинюшка, пахнуло теплом, в жизнь посветлела. Знаешь, о чём мысль моя? Урожая дождёмся и в будущее лето в Тмутаракань отправимся. Степью по скачем. Она весной вся в цвету. Воротимся в сентябре вересене. И выкрикнул зычно: - Тму-та-ра-кань! - Чее-рни-гоов! - откликнулся люд. Мстислав повернулся к Добронраве: - Помнишь, княгинюшка, каким выдохом изошлась дружина, когда на хазар ринулась? - Как забыть, когда там Важен остался. Притих Мстислав, понял, больно Добронраве, позвал: - Пойдём, княгинюшка, зябко становится.