Наряди, боярин Роман, людей за лесом.
У Романа лицо суровое, загорелое. Седые усы опущены книзу. Он слушает молча.
К зиме заготовить надобно да завезти, а с весны почнём новые городни ставить. Только пусть столбы тёсом укроют, а то гнилец дерево прохватит.
Тысяцкий кивнул, пошёл следом за князем: Мстислав шагал легко, зорко смотрел по сторонам. От него ничего не укрывалось. Вон повалила в церковь боярская челядь. Важно прошагал тиун огнищный[13] Димитрий, бороду распушил, посохом пристукивает. Следом за Димитрием просеменила молодка. Завидев князя, стыдливо потупилась. Из Романова подворья две дородные бабы вынесли холсты, пошли отбивать к морю.
Мстиславу это до боли напоминает Киев.
В распахнутые на день ворота въехал конный дозор. Тысяцкий подозвал десятника, спросил:
- Где сторожу несли?
- В печенежской стороне.
Роман отпустил десятника и подождал, что скажет князь. Но тот молчал. Мстиславу пришли на память последние часы, проведённые дома под отчей крышей. Над Киевом сгустились сумерки, и в княжьих хоромах зажгли светильники. Они чадили, отбрасывали на стены причудливые тени. Чуть качнётся пламя, и тени начинают раскачиваться взад-вперёд.
Мстислав сидел в тёмной отцовской опочивальне. Борода у отца взлохмачена, нос крупный, мясистый. Владимир говорил хрипло:
- Я, сын, всего не сказал те там, в трапезной. Не в обиде ли ты, что едешь так далече от Киева? Не мнишь ли себя изгоем? Нет? То и добро. Край тот отдалённый, что щит у Руси Киевской. Окрепнет Тмутаракань, и не страшны станут Киеву степняки. Да и Византии будет над чем поразмыслить. Гостям же торговым путь откроется. Не только же Корсуни византийской быть городом торговым. Надо и Руси на море Русском[14] твердо стать. Разумеешь ли ты всё это, сын?
- Разумею, отец.
- Дружина с тобой пойдёт. Придёт час, и у тя будет много воинов. Приглядись к касогам. Им хазары и печенеги тоже угроза. Касогам с Тмутараканью заодно.
Мстислав слушал отца, а сам был уже далеко. И чудился ему то трубный клич, то звон мечей. Сторона неведомая, как-то ты примешь меня? Но голос отца снова вернул Мстислава в опочивальню.
- А ещё наказываю те, сын. Коли придёт смерть ко мне, не ходи ратью на брата старшего, кто сядет князем киевским. Не разоряй Русь. Слышишь то?
- Слышу, отец.
И почувствовал тогда Мстислав, как сдавило ему горло, не мог слово вымолвить. И не предстоящая разлука была тому причиной, а слово отца о смерти. Неужели чует он её? И хоть редко видел Мстислав ласку, стало жаль отца. Мальчишкой посадил его отец на коня. Крепко ухватился Мстислав за гриву и не испугался даже, когда понёс конь. Отец сказал довольно: «Хорошо сидишь на коне, Мстислав».
И ещё раз познал он отцовскую похвалу, когда впервые один на один свалил свирепого тура…
Мстислав тряхнул головой, отогнал воспоминания. Ещё раз наказал тысяцкому:
- Так гляди же, боярин Роман, о лесе не запамятуй. А рубить пусть бояре холопов пошлют.
От князя Владимира прискакал в Тмутаракань гонец с доброй вестью: «Печенеги побиты и в степь ушли».
И ещё просил старый Владимир сына приехать в Киев.
Собрался Мстислав, да за непогод и лось, задождилось. Решил повременить до заморозков.
А октябрь-грязевик развёл бездорожье, затянул небо тучами и дождём льёт. Тиун огнищный Димитрий поставил девок в княжьих палатах щели конопатить. Сам тут же доглядает, покрикивает. Отроки озоруют, девкам работать мешают.
- Я вас! - шумит Димитрий, пряча улыбку в усы.
Зашёл Мстислав, и все стихли. Один за другим отроки шмыгнули из гридницы. Мстислав спросил у дворского: В достатке ли зерна, боярин Димитрий?
Полуторы тыщи коробов пшеницы да ячменя столько же. Ещё пятьсот гречихи. Должно хватить до нова. А мяса навалили вдосталь.
Надобно, боярин Димитрий, тем гридням, что в Киев со мной отъедут, шубы новые шить. Путь-то не ближний.
- За тем дело не станет, овчина есть.
- Так не медли.
Мстислав уселся к очагу, загляделся на пламя. Густые брови сошлись на переносице. До кружения в голове духмянно пахли в палатах сухие травы.
Челядин внёс охапку дров, подбросил в огонь.
За предстоящей дорогой Мстиславу виделись родные места. Когда покидал их, гадал, какая она, Тмутаракань…
Князь Тмутараканский… Мстислав усмехнулся… Дивно ему было слушать о Тмутаракани рассказы старого воина Вукола, обучавшего маленького князя владеть оружием. Бывал Вукол в краях дальних с князем Святославом. Мстислав не помнит деда. Его убили печенеги коварно, когда тот возвращался из Византии. Подкупили печенегов византийцы. От Вукола известны Мстиславу и любимые дедовы слова: «Слава - спутница оружия русов!»
Так оно и есть. Взял Святослав Тмутаракань на щит, и поныне ещё никто не оспаривал у русов право на неё. Даже Византия. Правда, её базилевсу не до Тмутаракани. Теснит Василия Семён болгарский. Которое лето воюют болгары с Византией, и небезуспешно.
Мстислав обвёл взглядом гридницу. Своды высокого потолка. На стенах развешано оружие, на полках расставлены шеломы. Вдоль гридницы вытянулся стол на толстых дубовых ножках, по бокам лавки.