Мстислав

У тиуна огнищного Димитрия дел невпроворот. С утра и допоздна по клетям подсчёт ведёт, продукты, какие для дальнего пути надобны, отбирает. Петруня у Димитрия за помощника, стоит за его спиной, всё в памяти держит: и сколько мер гречи, и сколько сала солёного. Тиун знай посохом по закоулкам тыкает, на кули указывает либо берестяную грамоту из торбочки достанет, палочкой костяной нацарапает цифирь и снова спрячет. Из-за плеча поглядел Петруня, как единицы пишутся, десятки, запомнил, а на досуге уразумел, что к чему. Димитрий удивился: «Смекалистый малый».

Весна и пол-лета миновали, как привёз Давид Петруню из Константинополя. Привёл к князю, рассказал о парне и что с ним случилось в жизни. На ту пору был у Мстислава дворский. Посмотрел он на Петруню и сказал:

- Дай мне его, князь…

С того дня живёт Петруня у Димитрия в людской. Долгими вечерами рисует кусочками деревянного угля на гладких берёзовых досочках. В тусклом свете лучины накладывает уголёк штрих за штрихом, и вот уже готовы портреты зодчего Анастаса и русского мастерового Малка. На другой досочке нарисовал Петруня улицу Константинополя и порт с кораблями.

Попались те досочки в руки тиуна огнищного, показал он Мстиславу. Тот долго разглядывал, потом сказал;

- Пригляди, Димитрий, за ним. Помнится, говорил мне купец Давид, что жил парнишка в Константинополе у зодчего. Видно, и впрямь умелец малый, раз грек в обученье брал его. Нам такой городенец[100], зодчий надобен будет.

Давид стоит на берегу у самого моря и смотрит, как грузится на ладьи княжья дружина. Один за другим поднимаются по зыбким сходням воины. Иногда какой-нибудь оглянется, махнёт рукой и исчезнет за высокими бортами ладьи, только голову в остроконечном шеломе видно. Зато у ладей, где садится полк тысяцкого Романа, шумно, крикливо. Да и не могло иначе быть: все здесь свои, тмутараканские. Гончар с посада, положив на плечо копье, окликает другого гончара, остающегося дома:

- Матери при случае помоги!

Товарищ из толпы отвечает кивком.

Молодайка из рыбацких выселок со сбившимся на самый затылок платком кричит здоровому, плечистому парню с топором за поясом:

- Возвертайся, Василь, ждать буду!

Рыбак смущается от девичьего признания на миру, топчется на сходнях, как увалень, и они дугой гнутся под ним. Не зная, куда девать свои красные пудовые руки, он сжимает их в кулаки, басит невпопад:

- Марья, чёлн просмоли!

Толпа хохочет:

- Ай да Василь, не о девке думает, а о челне!

Василь, может быть, ещё топтался бы на сходнях, да задние подпирают, и он вперевалку взошёл на корабль. У других ладей тоже гомонят, перекликаются. Малолюдно только у тех кораблей, на которые грузят снедь, кули с зерном и другим провиантом. Дворский Димитрий, борода лопатой, сам за всем доглядает, глаз не спускает. Тут же Петруня вертится. Увидев его, Давид подумал: «Ишь как вытянулся да раздобрел».

Прошли на ладью Савва с Баженом. Давид сразу и не признал их. Оба в кольчугах, шеломах, бармицы на плечи спадают. Савва искал глазами кого-то на берегу. Увидев Давида, помахал. Давид в ответ поднял руку, почуял, как скупая слеза набежала на ресницы. Незаметно смахнул её.

Корабли, приняв воинов, отходили от берега, становились на якорь. Одна княжья ладья с развевающимся голубым стягом замерла у чалок. Ждали Мстислава.

Тихо в княжьем тереме, безлюдно. Скрипнет ли половица под ногой, зажужжит ли шальная муха, далеко слышно.

Мстислав торопится. Надо с Добронравой проститься да ещё Яну дать наказ. Он поведёт часть дружины верхоконно, степями, по-над Доном. С ним пойдёт обоз и табун.

Вот и Добронравина горенка. Дверь приоткрыта, и Мстислав издали увидел жену. На ней мужские штаны, заправленные в лёгкие, красного сафьяна сапоги, шёлковая рубаха. Из-под распахнутого ворота выглядывает кольчуга. На треногом столике лежат лёгкий меч и шлем. Мстислав усмехнулся, догадался - Добронрава с ним надумала ехать. Подошёл к ней, обнял:

- На рать собралась?

Она промолчала.

- Нет, не возьму, не для женщины то.

- Я - княгиня, и место моё с князем. Без тебя мне здесь делать нечего, - ответила Добронрава. Коли ты не возьмёшь, с воеводой уйду. Не для того я ратному делу обучалась.

Мстислав понял: Добронраву не переубедить. Он задумался, выглянул в оконце. Ладьи изготовились к отплытию. Сотни полторы, они заняли весь пролив.

- Ин быть по-твоему, - Мстислав обернулся, сказал задорно: - Пусть у князя тмутараканского и жена не такой будет, как у остальных князей русских…

Вверх по Дону плывут ладьи, вытянулись длинной лентой. Далеко позади остались мутные воды Сурожского моря и широкое речное гирло Дона с островами, поросшими камышом и густым кустарником.

Воевода Ян ведёт конные полки берегом, не теряя из глаз княжьей ладьи. Иногда воевода думает о предстоящей битве с хазарами, расставляет в уме полки. Душой он не верит печенегам. Ещё ни разу не ходила Русь на врага с ними в союзе.