Мститель

– Я вырастил его здесь, в Англии, вместе с кузеном, но он всегда был моим мальчиком. Думаете, я могу умереть и оставить его смерть неотомщенной?

– Его убийца мертв. Он принял на себя удар, который предназначался мне. Он был убийца, но умер благородной смертью, спасая мне жизнь.

Макганн поморщил лоб.

– Вы до сих пор считаете, что сэр Тоби Ле Нев убил Джо и Эми?

– Я знаю, что все было именно так, Макганн. Сомнений быть не может.

– Значит, вы ничего не знаете. Если вам нужен убийца, отправляйтесь в Лондон, в дом на углу Бир-Лейн и Темз-стрит, возле оружейного литейного цеха, там и найдете вашего убийцу.

Макганн расхохотался, хотя это и причинило ему нестерпимую боль.

Смеясь, он перевел взгляд куда-то позади Шекспира, смешливое выражение не покинуло его лица даже тогда, когда Элеонора Дэйр молча вошла в комнату, подняла с пола заряженный каливер Болтфута Купера, подалась вперед, уперла дуло Макганну в его мясистое, похожее на морду бойцового пса, лицо и выстрелила.

Элеонора ждала, наблюдая за тем, как Кэтрин все больше погружается в дремоту. Наконец, когда жена господина Шекспира заснула, она тихо поднялась с самодельного тюфяка из одеял. Шея нестерпимо болело. Темный, синюшного оттенка рубец горел на ее нежной коже, а горло было сдавлено так, что дышать она могла, лишь с усилием хватая воздух и издавая громкий хрип. Она старалась не шуметь, когда босиком шла из маленькой комнаты в другую, где увидела Шекспира, Макганна и лежащий на полу каливер.

Элеонора владела оружием не хуже мужчины. Всех женщин на Роаноке обучали стрельбе. Когда она вошла в комнату, ее глаза встретились со взглядом Макганна. Тот над чем-то смеялся. Это хорошо, его смех отвлек Шекспира, и она успела взять каливер. Макганн смеялся даже перед лицом смерти, когда Элеонора уткнула дуло прямо ему в лицо и выстрелила.

Отдачей ее отбросило назад. Пуля разнесла Макганну лицо, отбросив ирландца к стене.

Когда Шекспир выхватил дымящееся оружие из рук Элеоноры, ее трясло. Слезы потоками лились из ее глаз, подобно дождю, что поливал землю за стенами дома. Сквозь пелену слез она видела зияющую рану над переносицей Макганна, точно между глаз.

– Это за Вирджинию, – прошептала она едва слышным хриплым шепотом. – И за Дейви, и всех остальных.

Глава 46

Через открытое окно комнаты на втором этаже, где на старой дубовой кровати под простынями лежал Шекспир, доносился детский смех.

Он открыл глаза и взглянул на полог, что раскинулся над ним. Это была линялая, но когда-то прекрасного качества ткань ручной выделки, украшенная изображениями роз, которые переплетались, словно руки и ноги любовников.

По свету, проникавшему в щелку между занавесками, он определил, что сейчас день; правда, утро это или время после полудня, он не знал, как и то, какой это день. Все, что он помнил, так это то, что находится в доме родителей Кэтрин, а еще то, что он, изможденный, рухнул на эту кровать и сразу же заснул мертвецким сном.

Его плечо, омытое и забинтованное, побаливало в том месте, где его задела пуля. Он глубоко вздохнул и почувствовал пьянящий сладкий аромат. Шекспир протянул правую руку; рядом с ним лежала Кэтрин. Его пальцы задержались на мягкой теплой коже под ее грудью. Она не отстранилась.

Ни слова не говоря, она придвинулась к Джону. Их ноги переплелись, и она принялась нежно ласкать его.

Кэтрин поцеловала его в шею.

– Здравствуй, супруг, – тихо произнесла она. – Я соскучилась.

Он неподвижно лежал на спине, наслаждаясь ее прикосновениями и желая, чтобы они не прекращались. Лаская и дразня Джона, она прижалась к нему. Он вполоборота повернулся к ней, его рука скользнула по ее спине и ягодицам.

– Госпожа Шекспир, клянусь, у вас самые прекрасные ягодицы во всем свете.

– А вам есть с чем сравнивать, сэр?

Она долго и страстно поцеловала его в губы, продолжая ласкать. Наконец Джон овладел ею.

– Госпожа, – прошептал Шекспир, понимая, что дом полон народу и любой звук будет услышан, – вы ведете себя, словно распутница.

– А вы похотливы, как сатир, – выдохнула она. – А теперь, если вы не против, перестаньте болтать и займитесь делом.

Достигнув пика наслаждения, они еще с полчаса лежали обнявшись, не произнося ни слова, пока у него снова не возникло желание овладеть ею, и она со страстью отдалась ему. Так и прошел тот день под аккомпанемент птичьего пения, шелеста листьев на деревьях и вселяющих надежду звуков детского смеха.

Следующим утром он уехал в Лондон, наказав Болтфуту перевезти семейство обратно на юг, когда он пришлет весточку, что чума отступила.